Тема выпуска — протесты айтишников в Белоруссии

«Сколько тебе, сука, заплатили? Сколько ты зарабатываешь? Тебе что, мало? Перемен захотел? Сейчас будут тебе перемены», — орал омоновец, избивая Михаила Чупринского, совладельца белорусского стартапа Rozum Robotics. Чупринского задержали в первую ночь протестов в Минске, с 9 на 10 августа, в подъезде его дома. 

Михаил Чупринский — представитель уникального класса белорусского общества: айтишников. Александр Лукашенко 25 лет продавал идею советской республики, у которой получилось: колхозы не развалены, заводы не проданы олигархам, бедности нет. Но в действительности белорусская экономика уже давно не в лучшей форме (подробно о ее проблемах мы рассказали здесь). И только один сектор экономики в последние годы развивался заметными темпами: IT. 

Рост IT в значительной степени был обеспечен «белорусским “Сколково”» — созданным по поручению Лукашенко Парком высоких технологий (ПВТ). Это не столько конкретное место (на территории парка сидят всего 4 тысячи человек, хотя всего резидентов — 63 тысячи), сколько набор льгот. Резиденты освобождены от большинства налогов, включая налоги на прибыль, добавленную стоимость и недвижимость. Вместо этого они раз в квартал перечисляют ПВТ 1% выручки. Подоходный налог для сотрудников снижен с 13% до 9%. 

Во многом именно ПВТ сделал белорусский IT настолько успешным:  

• В 2017–2019 годах экспорт IT-услуг из Белоруссии вырос почти в 2,5 раза — до $2 млрд. 
• В 2019 году технологические компании обеспечили Белоруссии почти 50% прироста ВВП. В целом их доля в ВВП равна 6,1% (в России — менее 1%). 
• В последние годы доля IT в ВВП Белоруссии росла быстрее, чем в других развивающихся странах. По этому параметру Белоруссия обошла даже Индию.
• Уже к 2022–2023 годам доля IT в белорусской экономике может вырасти до 10%, уверял министр экономики Белоруссии Дмитрий Крутой в феврале.

Казалось бы, у белорусских айтишников есть основания поддерживать своего президента. Однако 12 августа сотни руководителей и тысячи сотрудников белорусских IT-компаний в открытом письме потребовали остановить полицейское насилие и провести новые прозрачные выборы президента. Технологический сектор белорусской экономики взбунтовался первым. 

Почему идеологи и резиденты ПВТ отвернулись от действующей власти, мы подробно рассказываем в репортаже из Минска. Также мы помогли подготовить спецвыпуск, посвященный этой теме, для YouTube-канала «Русские норм!».

Ниже — монологи главных героев этих двух материалов.

Микита Микадо, PandaDoc (Сан-Франциско): «То, что происходило в ночь на 10 августа, 11 августа, 12 августа, было шоком»

Я не предполагал, что власть фальсифицирует выборы настолько грубо. Не предполагал, что простые белорусы в маленьких городах и деревнях выйдут на улицы и будут сражаться за свою свободу. Для меня это было большим сюрпризом. И я не предполагал такой непропорционально жесткой реакции режима на мирные протесты, которые происходили в Минске. Я не мог поверить своим глазам, когда смотрел все эти видео. 

Я принял эмоциональное решение: записал ролик, в котором предложил силовикам остановить насилие и перейти на сторону добра. И если единственное, что их останавливает, это финансовые сложности, я вызвался помочь. Почему я это сделал? Потому что не верю, что все силовики плохие. Это глупость. В любом деле есть люди плохие, есть хорошие. Есть люди честные, есть мерзавцы. И я не мог понять, почему те, кто давал присягу народу, смотря на эти зверства, могут сидеть спокойно. И я предположил наивно, что, возможно, дело в том, что эти люди не могут найти другую работу. Может быть, им нужно помочь с образованием. 

Но оказалось, дело даже не в том, что людям не на что существовать, пока они проходят какое-то обучение. Дело, по сообщениям силовиков, оказалось в том, что режим сделал по сути современное крепостное право для сотрудников органов. Если вы пошли учиться в военную или милицейскую академию в Белоруссии и учились там бесплатно, то вы обязаны отработать в структурах от пяти лет. Если вы увольняетесь по собственному желанию или действуете вразрез с исполнением преступных приказов, на вас вешается долг. И этот долг в белорусских масштабах неподъемный — $20–25–30 тысяч. Чтобы вы понимали: айтишное образование в Белоруссии в университетах стоит $6 тыс. То есть по сути человека держат в силовых структурах страхом всю жизнь расплачиваться с долгами.

Платить $30 тысяч режиму, чтобы он давал премии тем варварам, которые избивали людей, смысла большого нет. Мы подключили юристов. Оказалось, не все так однозначно: можно сражаться с этими хомутами, которые государство вешает на людей. Мы подключили то белорусское правительство, которое было выбрано народом, и его реакцией было то, что этого крепостного права не будет, оно незаконно, оно не соответствует европейским ценностям, правам человека, это варварство. 

Я не знаю ни одного IT-предпринимателя, не знаю ни одного активного человека, который не пытался бы что-то сейчас делать. Эти избиения и убийства так тяжело всех ранили, что люди просто не могут сидеть на месте. Все мои знакомые хотят что-то делать, чем-то помогать. Конкретно инициатива с силовиками: мы получили сотни заявок от силовиков, которые не приемлют того, что происходит, и сотни заявок людей, которые хотят чем-то помочь. Фонд, который был организован буквально за пару дней, собрал больше миллиона долларов на сегодня всего за четыре дня с более чем 15 тысяч человек. То есть все белорусы сейчас сражаются с одним человеком. 

В случае победы режима Беларусь превратится в Северную Корею, которая находится в Европе. То, что произойдет с людьми, это массовая эмиграция. Мы опросили своих сотрудников, и 80 с чем-то процентов выступают за переезд. IT-шники мобильны. Мы точно будем вывозить свой бизнес. Настроение в ПВТ в принципе такое же. Мы компания средняя. Огромные компании думают о том, что если он [режим] останется, то все — больше там делать нечего.

Если перемены случатся, я ожидаю приезда многих людей из белорусской диаспоры, которые уехали по экономическим причинам, по причинам политического преследования, по политическим причинам. Я ходил на митинг в Сан-Франциско, и то, что я слышал ото всех, это «когда мы победим, мы вернемся». Я сам готов вернуться. 

Михаил Чупринский, Rozum Robotics (Минск): «Искренне считаю, что Парк высоких технологий состоялся не благодаря, а вопреки»

ПВТ пытались создать намного раньше и на принципиально других условиях. Основным препятствием, основной угрозой был сам Лукашенко. 

Разница была в степени радикальности предлагаемых условий. Налоги налогами, но есть еще целая куча историй про привлечение инвестиций, про юридические вопросы, про электронные документы и так далее. У нас до недавнего времени все те компании, которые продавали, например, приложения за $1, по белорусскому законодательству должны были выписать бумажный акт. Понятно, что это было, прямо скажем, серьезной проблемой. И только спустя 15 лет существования ПВТ подобные вопросы стали хоть как-то решаться. 

Я дважды вступал в ПВТ с разными компаниями, и в первый раз это было ужасно. Было ощущение, что тебе делают одолжение. Мой бизнес-план был толщиной с диссертацию. Я помню, документ назывался «Бизнес-план. Версия 5.2». Рассмотрение длилось восемь месяцев — и это еще был рекордно короткий срок. В этот раз все заняло две недели. Бизнес-план — 15 страниц текста. Второй раз был уже без Цепкало (Валерий Цепкало — один из претендентов на пост президента Белоруссии, глава ПВТ в 2015–2017 годах. — Прим. The Bell).

При этом все эти великие белорусские достижения — не настолько великие. Надо понимать, что, скажем, в Эстонии в десять раз меньше людей, а ее IT-сектор сильно больше, чем у нас. Эстонцы начали примерно в то же время, что и мы, только с других стартовых позиций в смысле законодательства. Все получили то, что получили. 

Последний раз я участвовал [в протестах] в 2011 году. У нас случилась серьезная девальвация валюты в три раза. Народ начал выходить на улицы. Поскольку протестовать было нельзя, люди просто стояли и хлопали, а их за это массово забирали. 

В этот раз меня задержали в подъезде моего дома в ночь с 9 на 10 августа. Так уж получилось, что мой дом оказался в самом центре событий. Это оказалось поводом для того, чтобы дать мне 15 суток и отправить отдыхать. 

Мне вломили [при задержании]. Но не запредельно сильно. Довольно профессионально задержали. Меня упаковали сначала в один автобус, потом перебросили в автозак. Автозак был со стаканами, то есть не с открытым пространством, где можно было порезвиться омоновцам, поэтому я доехал до места относительно целым. Попал собственно в [печально известный изолятор] на Окрестина. Нас было 47 человек в пятиместной камере. Люди начинали жаловаться, что им не хватает воздуха, нечем дышать. Чтобы «стимулировать дыхание», нам запускали газ. 

Ночью мы услышали, что в городе идет война. Взрывы гранат не умолкали. И привозили людей. Новеньких уже били. До утра не умолкали крики. Тех, кто не мог шевелиться, оттаскивали в сторону. Меня тоже били. 

Это было прямо что-то личное. То есть они избивали, они кричали: «Сколько тебе, сука, заплатили? Сколько ты зарабатываешь? Тебе что мало? Перемен захотел? Сейчас будут тебе перемены». Это было уже от души. 

Больше всего мне досталось, когда нас перевозили с Окрестина в тюрьму в Жодино. Это чуть больше часа езды. И в этот раз нас грузили в автозак, который уже был с омоновцами. Они прыгали по головам, били палками. Так себе поездка...  

Еще двое суток я провел в Жодино. Первую ночь мы ночевали на улице, играли в антарктических пингвинов, жались друг к другу, чтобы хоть как-то согреться. Но не потому, что там к нам плохо относились, — там просто объективно не было места. Под утро нас все-таки распихали по камерам. В восьмиместной камере было 22 человека — практически курорт. Там были матрасы, спали мы по очереди. В какой-то момент открылась дверь. Сказали: «Называю фамилию — выходим с вещами». Прозвучала моя фамилия. Внезапно меня выпустили.

Если Лукашенко останется у власти, многие совершенно точно уедут. Те, кто, по крайней мере, может свои навыки продать и у кого есть хоть какие-то запасы, чтобы уехать.Сейчас бесконечные чаты полны обсуждений, какая страна лучшая, куда проще уехать. Самый популярный вопрос на собеседованиях: а что у вас с relocate, куда вы можете меня вывезти.

Я жду инаугурации. Если она состоится, это для меня лично будет точкой невозврата и поводом искать для компании, для сотрудников, для себя самого места для переезда. 

Почему именно IT-шники так активно вписываются в протесты? Это простая экономика. Если у вас зарплата $300, из которых 30% — это премия, то попробуете бастовать — и вы точно лишитесь премии.  Неделя забастовки — это четверть вашей зарплаты. Это очень дорого.  Айтишник может себе позволить бастовать неделю. А сотрудник госпредприятия в райцентре — нет.

Аркадий Добкин, EPAM (Нью-Йорк): «Возможно, это будет самый большой исход из страны за последние 30 лет»

EPAM существует с 1993 года. Компания начала свое существование между Америкой и Беларусью. Где-то в начале 2000-х, когда у нас было несколько сотен человек, а индустрия была в зачаточном состоянии, мы решили, что хотим строить серьезную, большую компанию. 

В 2004 году мы стали инициаторами идеи создания ПВТ. Искали и уговаривали разных людей, вышли на нескольких человек через академию наук. Предложили варианты, объяснили, почему это может быть интересно Беларуси. И получилось в итоге создать условия, которые на тот момент были, наверное, беспрецедентными на постсоветском пространстве. Индустрия смогла начать развиваться в достаточно прозрачной форме. 

Основными условиями были налоговые льготы. Давать льготы в то время этой отрасли было относительно легко, потому что это не отрезало никаких поступлений в бюджет, а, наоборот, обещало прибавку. Мы рассказывали, что сможем привлечь деньги, которые не рождаются внутри страны, а это реальный экспорт, деньги внешние, не нужно будет тратить много ресурсов. 

И эти налоговые льготы не были привязаны ни к какой физической структуре, инфраструктуре, а были привязаны только к роду деятельности. EPAM стала первым президентом ПВТ. Через какое-то время достаточно большое количество компаний поверили, что эта структура на самом деле помогает, а не пытается просто регулировать. 

С точки зрения условий функционирования ПВТ был комфортным местом для работы все эти годы. Какие-то дополнительные льготы были сделаны три-четыре года назад, либерализовался фильтр, по которому компании позволяли входить в ПРТ. Число резидентов резко выросло, особенно за последние несколько лет. 

Триггером [для протестов в среде айтишников] было очень четкое чувство несправедливости: люди почувствовали, что их реально обманывают. 

Люди в IT достаточно мобильны. Они, как правило, говорят на неплохом английском языке. Возможно, что это будет самый большой исход этой категории людей из страны за последние 30 лет. 

Одной из задач при создании ПВТ как раз было сделать так, чтобы таланты не уезжали. Многие компании сегодня вывозят сотрудников. Наша компания рассматривает разные варианты. Но мы все-таки работаем в Беларуси уже 27 лет. Планов покидать страну у нас пока нет. Будем смотреть на то, что происходит.  

ПРОТЕСТЫ

«Яндекс» вывозит людей из Минска

13 августа в белорусский офис «Яндекса» пришли «люди в черном»: они, представившись сотрудниками управления МВД по борьбе с оргпреступностью, стали обыскивать помещение, не называя конкретной цели, но в итоге так ничего не вынесли и ушли. Спустя неделю компания вывезла из Белоруссии часть сотрудников своего местного офиса, а некоторых из тех, кто отказался уезжать из страны, эвакуировали из Минска в загородные дома, рассказали The Bell двое источников, знакомых с ситуацией в компании. Что именно интересовало силовиков во время обыска, до сих пор официально не известно, однако двое источников The Bell рассказали, что оперативники хотели получить данные о поездках сервиса «Такси». Сделать это им не удалось, утверждают оба. В Белоруссии, как и в России, действует свое законодательство, которое позволяет получить требуемые данные законным путем — однако эта ситуация была совершенно не такой, говорит один из собеседников The Bell.

TIKTOK

ByteDance судится с Трампом и пытается продать TikTok подороже

На этой неделе на американский TikTok нашлось сразу несколько новых покупателей: сначала крупнейший в мире ритейлер Walmart подтвердил свое партнерство с корпорацией Microsoft  для покупки китайского приложения TikTok, чтобы сделать из него e-commerce приложение. До этого Bloomberg выяснил у своих источников, что китайская компания получила предложения о покупке еще и от Oracle. Затем свой интерес к соцсети проявили еще и английская инвесткомпания Centricus вместе разработчиком приложений Triller. Сама TikTok, хотя к сделке и готовится, спускать ситуацию на тормозах не согласна: в начале недели ByteDance, как и обещала, подала иск против администрации президента США. Компания оспаривает указ Дональда Трампа, который запрещает работу TikTok на территории страны. Но проблема не только в указе: за продажу своего американского бизнеса TikTok хочет $30 млрд, но пока что никто из многочисленных покупателей отдавать столько не хочет, пишет WSJ. Например, Twitter, еще один претендент на выкуп бизнеса, готов заплатить за него только $10 млрд.

E-COMMERCE

Как Татьяна Бакальчук стала царицей e-commerce и кто ей в этом помог

История компании Wildberries и ее основательницы Татьяны Бакальчук — готовый сюжет для эпичной производственной драмы: учительница английского из Подмосковья стала богатейшей женщиной страны (богаче только Елена Батурина). Но до сих пор этой истории недоставало важных деталей. The Bell их раскопал и впервые рассказал реальную историю русского Amazon.

Читайте в нашем расследовании:

• Чем Татьяна Бакальчук и ее муж Владислав занимались до Wildberries.
• Какую роль в истории Wildberries сыграл партнер Бакальчуков Сергей Ануфриев и кто он вообще такой. 
• Как Wildberries превратился из обычного интернет-магазина в крупнейший маркетплейс — русский Amazon. 
• За что Wildberries не любят поставщики и почему мало кто из них при этом может себе позволить отказаться от сотрудничества. 
• Откуда у Wildberries деньги, чтобы расти быстрее рынка.

READ LATER

• История бывшего соседа по общежитию Марка Цукерберга Дастина Московица, который готовится вывести на биржу свою новую компанию — разработчика софта Asana стоимостью в $1,5 млрд, выросшего благодаря буддизму, терпению и пандемии.
• История про то, как девушки-геймеры в Саудовской Аравии борются против гендерных ограничений в киберспорте.
• И еще одна история про Белоруссию, взгляд извне: как страна во время протестов перешла на VPN и в Telegram-каналы, чтобы обойти цензуру и отключенный интернет.