Около 23:00 мск Кремль опубликовал состав делегации для переговоров с Украиной в Стамбуле. Список оказался копией списка участников переговоров в марте-апреле 2022 года в Белоруссии, а потом в том же Стамбуле. Рассказываем, что еще известно и что накануне первых с 2022 года двусторонних переговоров между Россией и Украиной говорили об их перспективах эксперты.

Что известно

Делегацию России, как и в 2022 году, возглавит помощник президента Владимир Мединский, а в составе будут замминистра обороны Александр Фомин (тоже был на переговорах в 2022 году) и иностранных дел Михаил Галузин (на прошлых переговорах был другой зам Сергея Лаврова, Андрей Руденко). Единственное новшество — участие в переговорах руководителя российской военной разведки, ГРУ, Игоря Костюкова. Ни с украинской, ни с американской стороны участие его коллег не планировалось.

От США в Стамбул летят госсекретарь США Марко Рубио и спецпосланник Трампа Стив Уиткофф. 

Украина на переговорах собирается добиваться политической победы — прекращения огня и обмена пленными «всех на всех», Россия — выбивать условия, максимально близкие к проекту стамбульского договора 2022 года. Наблюдатели предполагают, что главным камнем преткновения станет даже не линия разграничения, а присутствие ВС третьих стран на территории Украины и их военная помощь.

Дональд Трамп не исключал, что и сам завтра прилетит в Стамбул — но не знал, будет ли Путин на переговорах по Украине. «Он бы хотел, чтобы я там был, и это возможно. Не знаю, будет ли он там, если там не будет меня. Увидим», — заявил президент США. И посулил «хорошие новости» по Украине в четверг-пятницу, но что именно имеет в виду — не сказал.

Руководитель офиса Владимира Зеленского Андрей Ермак заявил, что если Путин не приедет, это сигнал для усиления санкций против России, прежде всего для США. Министр иностранных дел Франции Жан-Ноэль Барро призвал готовиться к «удушающим» санкциям, имея в виду законопроект сенатора США Линдси Грэма о вторичных пошлинах для стран-импортеров российских товаров.

ЕС тем временем единогласно согласовал 17-й пакет санкций против России. Очевидные опции для санкций давно исчерпаны, пакет получился сравнительно беззубым, поэтому его поддержали и Венгрия, и Словакия. Известно, что в санкционные списки попадут еще почти 200 судов теневого флота.

Об этом говорят

Александр Габуев (признан иноагентом), директор Берлинского центра Карнеги по изучению России и Евразии (нежелательная организация). (Источник: «Карнеги Политика»)

Сейчас ожидать прорыва на переговорах, на мой взгляд, неразумно. Наиболее вероятный на сегодня сценарий — плохой для обеих стран. Сейчас мы видим повторяющийся сюжет кампании 2024 года: формально она успешна для России — весь год она продвигалась, захватывала участки украинской территории. Пусть они и небольшие, но речь о сильно укрепленных позициях. При этом все достается России огромной ценой — человеческой, материальной, финансовой.

Россия, судя по всему, рассчитывает, что давлением сломит Украину: либо внутри произойдет раскол, либо армия побежит, либо закончатся дроны. Тогда, по расчету, откроется оперативный простор. Но время идет, и все понимают, что война длится уже без десяти месяцев, как Великая Отечественная — без сопоставимых результатов. Общество не мобилизовано, война не экзистенциальная, технологии другие. У СССР были мощные союзники — Великобритания и США. У России — Китай, но это не тот уровень поддержки, который может склонить чашу весов. На стороне Украины — весь Запад. И хотя он тоже не мобилизован в полной мере, даже нынешней поддержки хватает, чтобы резко сузить пространство для маневра.

Если Путин надеется пересидеть и додавить Украину, а Украина рассчитывает продержаться, пока война станет для России обременительной, то сейчас договориться не получится. И неважно, кто будет участвовать в переговорах — даже если туда приедет Путин — в чем я очень сомневаюсь, ведь он с самого начала отказывается признавать Зеленского легитимным переговорщиком.

Состав делегации — важный сигнал. Если это Лавров или Ушаков — это серьезный уровень. Если снова Мединский или кто-то без дипломатического веса — значит, и настрой соответствующий. Формально мандат можно выдать кому угодно, но профессионализм в переговорах имеет значение.

Со стороны Зеленского, его готовность к личному участию — сигнал Трампу. Мол, я настолько хочу мира, что готов преодолеть свою антипатию к Путину и даже нарушить собственный указ, запрещающий переговоры с ним.

Тем не менее, больших надежд я бы на этот раунд не возлагал, хотя сам факт переговоров, конечно, лучше их отсутствия.

Инструменты давления на Россию у США и ЕС есть, но быстрого эффекта они не дадут. Можно поставить Украине больше дальнобойного оружия — например, ракеты ATACMS. Это нарушит логистику и затруднит действия России. Это не решит войну, не даст гарантий безопасности, но усилит позиции Украины.

Можно поставить больше дронов, но это тоже требует времени. Большинство складских запасов, которые можно было отдать без ущерба, уже отдали. У США еще есть ресурсы, но не все из этого Украине нужно. БМП и танки сейчас менее востребованы, чем артиллерия и дроны. Можно передать дополнительные батареи Patriot, чтобы прикрыть инфраструктуру, но в моменте это не решит проблему.

Основная ставка — на перевооружение Европы в горизонте 3–5 лет. Тогда европейская промышленность сможет поставлять Украине больше. Это не заменит живую силу, но возможны технологические решения — роботизированные платформы, которые частично заменят солдат. Это долгая стратегия, но она реальна.

Санкции Байдена строились на идее удушения экономики России без удара по глобальной экономике. Но совсем убрать сейчас с рынка 7 млн баррелей российского экспорта — крайне сложно технически. Северокорейский и иранский экспорт душат уже десятилетиями без полного успеха. Черный рынок находит лазейки, и нефть все равно уходит, особенно когда есть Китай — без танкеров, проливов, страховок.

Если Трамп надеется запретить экспорт нефти и обрушить доходы России, то, во-первых, нефть все равно будет находить путь. Во-вторых, это может поднять цены, что не понравится американским избирателям. А Трамп чутко реагирует на экономику — вспомните торговую войну с Китаем. Если он рассчитывает, что Саудовская Аравия откроет кран и компенсирует выпадающие объемы, это потребует больших уступок с американской стороны. Саудиты традиционно держат часть добычи в резерве на случай потрясений, и раскачать их будет непросто.

Наконец, остается фактор Китая. На северо-востоке страны уже есть терминалы, попавшие под санкции, но не имеющие реальных барьеров, чтобы стать хабами для переработки российской нефти. А дальше все упирается в сложную логику американо-китайских отношений.

Сэмюэл Чарап, старший политолог в корпорации RAND. Сергей Радченко, профессор Университета Джона Хопкинса (Источник: Foreign affairs)

Сосредоточенность на вопросе территорий отвлекает от основной повестки — безопасности. Россия прекрасно обходилась без того, чтобы какая-либо страна официально признала оккупацию Крыма с момента его аннексии в марте 2014 года, и может прекрасно обходиться без такого признания и дальше. <…> Хотя этот вопрос важен, он был и остается второстепенным по сравнению с ключевыми вопросами безопасности. <…> Вместо обсуждения возможности ввода войск в Украину после гипотетического будущего прекращения огня, европейским правительствам следует ответить на главный вопрос о своей готовности дать Киеву реальные гарантии. Ввод войск в Украину без гарантии будет политическим театром, а не настоящим обязательством.

У США есть много рычагов, чтобы влиять на восприятие обеими сторонами плюсов и минусов переговоров. Вашингтон должен использовать их мудро, чтобы сделать переговорное решение более привлекательным, чем затягивание боевых действий. Для этого потребуется тщательная настройка американской военной помощи, чтобы было ясно и Москве, и Киеву, что США привержены сохранению суверенитета Украины и предотвращению победы России, но не помощи Украине в восстановлении ее международно признанных границ. США также должны работать со своими европейскими союзниками, чтобы они поддерживали те же цели. Такая патовая ситуация, вызывая тупик, сделает переговоры более привлекательными для обеих сторон, чем продолжение боев.

Каждая сторона естественно заинтересована в создании впечатления, что ее позиции не подлежат обсуждению. Торг происходит в процессе. Мирное соглашение может оказаться очень труднодостижимым — возможно, невозможным. Но, как показали переговоры 2022 года, неудачные переговоры могут предвещать еще много лет войны.

Re:Russia

Если Путин не приедет в Стамбул, то переговоры на уровне министров, скорее всего, завершатся ничем. Если же станет известно о том, что Путин едет в Стамбул, для Украины и европейцев это должно стать сигналом опасности. У Зеленского почти не останется пространства для маневра, если Путин и Трамп явятся в Стамбул с соглашением, которое Трамп потребует от него подписать. Впрочем, за последние три года Зеленский не раз демонстрировал чудеса силы и изворотливости, которые может рождать только отчаяние.

Лиана Фикс, приглашенный научный сотрудник Council on Foreign Relations и Майкл Киммадж, директор Института Кеннана при научном центре имени Вудро Вильсона (Источник: Foreign affairs)

Несомненно, у России нет военной возможности захватить значительную часть европейской территории за пределами Украины, и, скорее всего, это и не является скрытым намерением Москвы. Но, пугая и соблазняя Европу, Путин может вбить клин в трансатлантические отношения и скомпрометировать «европейский проект».

Перспектива меньшего вовлечения [в поддержку Украины] США внушает страх европейцам. Это уже привело к увеличению оборонных расходов в ЕС. Но Европа, включая Великобританию, все еще не готова взять на себя полную ответственность за собственную оборону. У нее нет политической воли для совместных действий. Им не хватает денег, военной техники (особенно критически важных средств, таких как разведка и транспортные возможности), а также структур командования и управления, необходимых для любой совместной европейской обороны. Эти возможности не будут готовы в течение многих лет, возможно, десятилетий, а «ядерные зонты» Франции и Великобритании, даже если их распространить на другие европейские страны, не сравнятся с Россией. Только США могут обеспечить надежное ядерное сдерживание.

Рим Момтаз, главный редактор блога Strategic Europe

Есть еще один вариант, к которому может стремиться Путин: чтобы президент США просто перестал участвовать в этих переговорах. Трамп все чаще показывает, что устал от этой головной боли посредничества. Вместо этого он мог бы предпочесть сосредоточить свой политический капитал на переговорах с хуситами, Ираном и торговых переговорах с разными странами, которые до сих пор приносили ему быстрые и яркие пиар-успехи.

Александр Баунов, старший научный сотрудник Берлинского центра Карнеги по изучению России и Евразии (признан нежелательным в РФ). (Источник: «Медуза», также признана в РФ нежелательной)

После трех лет войны, кроме Крыма, Россия контролирует те же два областных центра, что и до, добавив к ним несколько районных центров разной значимости и 100 тысяч квадратных километров — целую Португалию или Болгарию, — правда, преимущественно выжженной земли. Причем международно-правовой статус этих двух областных центров и Крыма не изменился даже для стран «глобального большинства»: их практически нигде не считают российской территорией.

Важные для воинствующих патриотов символические цели вроде Харькова и Одессы, смены власти в Киеве и пересмотра украинских законов тоже не достигнуты. Такой образ победы сложно продать не только российскому населению, но и вписать в ряд славных побед великих правителей России, чем, несомненно, озабочен Путин, погруженный в непрерывное изучение исторической литературы, читающий лекции по истории журналистам и иностранным лидерам.

Именно в этом причина парадоксальной настойчивости Кремля в вопросе признания за ним незавоеванных территорий. Фактически удержать фактически захваченное — это локальный успех оружия, ограниченная победа силы. Зато заставить уступить незавоеванные территории — это слом политической воли оппонента, осязаемый успех в области не только силы, но и легитимации самых разнообразных, даже абсурдных российских требований.

Образ большой выгодной сделки между великими державами раньше был очень популярен в Москве. Здесь примером такой сделки считается Ялта, якобы зафиксировавшая согласие западных союзников на российскую сферу влияния. <…> Замерев в точке хрупкого равновесия между силой и легитимностью, даже отступив от некоторых своих требований в Азии и Африке, Сталин в конечном счете выбрал силу как более надежный способ удержания завоеванного. Путин пребывает в схожих раздумьях, и не исключено, что, пройдя через аналогичные сомнения, он, не испытывая доверия к Западу как источнику легитимации, сделает тот же выбор.

По отношению к Украине Трамп готов идти очень далеко, объясняя, что уступками можно склонить Путина отказаться завоевать всю страну. Однако даже не очень расположенный к Зеленскому и европейцам Трамп не понимает, как уступить территории, «которые Россия даже не завоевала», снять чужие санкции или заставить Европу поддаться российскому давлению. Вкупе с притязаниями Москвы на влияние внутри Украины — не только на присутствие иностранных баз или состав вооруженных сил, но и на языковые и образовательные законы, вопросы исторической памяти и даже на выборы — это заставляет даже нынешнюю американскую администрацию говорить о том, что «Россия хочет слишком много».