«Жесткого дефицита уже не избежать». Без чего останутся россияне из-за санкций

Беспрецедентные санкции, которым подвергается Россия в результате «специальной военной операции» на Украине, фактически поставили страну в условия экономической блокады. Как долго россиянам осталось жить в «фантомном мире изобилия», что не так с курсом на импортозамещение и какие товары могут исчезнуть с полок магазинов в ближайшие недели, The Bell спросил у одного из главных в стране экспертов по розничному рынку, гендиректора аналитического агентства Infoline Ивана Федякова.

— Россия недавно заняла первое место в мире по количеству введенных против нее санкций. Какой реальный урон они нанесли российскому потребительскому рынку?

— Оценивать последствия происходящего пока рано. Во-первых, санкционный пакет далеко не иссяк. По моим оценкам, против России сейчас действует только около 10% от возможных ограничений. Во-вторых, какие-то санкции имеют отложенный срок вступления в силу, а какие-то — еще не озвучены, но безусловно будут, если боевые действия на Украине не прекратятся в ближайшие дни. Во-вторых, мы еще не ощутили всего набора последствий, которыми чреваты санкции. Мы пока что фантомно живем привычной сытой жизнью — ужинаем в ресторанах, ходим в магазины, в которых пока еще все есть. Реальный эффект проявит себя недельки через две по продуктам питания и примерно через месяц по непродовольственному ассортименту. Где-то будут перебои с поставками, где-то — жесткий дефицит, и этого уже не избежать.

— Дефицит уже ощущается в каких-то сферах? По соцсетям, например, разлетаются фото пустых полок, на которых раньше стояла гречка.

— Да, гречку россияне очень любят скупать, причем именно в самой ранней фазе кризиса. Рационального объяснения этому нет: продукты, которые обладают наиболее простым производственным циклом, — крупы, сухари какие-нибудь, сушки — от санкций пострадать не должны. Но все остальные, чуть более сложносочиненные товары, направленные на внутреннее потребление, или сильно подорожают, или исчезнут, по крайней мере на время.

Дело в том, что зависимость от иностранных комплектующих есть практически везде. Ну, например, наше родненькое отечественное питьевое молоко. Казалось бы, уж тут-то какие проблемы? Неужели из-за санкций наши коровы перестанут доиться? Конечно, не перестанут. Но у нас 80% упаковки на рынке современной молочки — это Tetra Pak. И если завтра шведская компания Tetra Pak вслед за Ikea решит, что надо покинуть российский рынок, то вся молочная промышленность встанет. Не потому что коровы будут поддерживать антироссийские санкции, а потому что нет альтернативы на нашем рынке этой эффективной упаковке. Можно ли заменить Tetra Pak? Можно. Разливать молоко в стеклянные бутылки, например. Но стоимость одной бутылки — 20-30 рублей, а Tetra Pak — 5 рублей. К тому же, на запуск новых производственных линий уйдут месяцы. 

При этом реальные доходы населения по моим самыми скромным оценкам упадут по итогам года на 10% — это один из худших показателей за четверть века. Многие россияне включат режим выживания, и даже небольшое удорожание может в корне изменить потребительское поведение.

— Подорожавшее молоко в стеклянных бутылках — наверняка не самое страшное из того, что может случиться с нашим рынком. Есть ли отрасли, которые встанут из-за санкций?

— Есть отрасли, которые в глобальном смысле безальтернативны. Они все, в основном, находятся в сфере промышленности, и хуже всего в этой ситуации то, что именно они помогают производить все остальные товары, к которым мы привыкли.

Например, есть такая компания SKF, которая делает только подшипники. Они на европейском континенте одни такие, их продуктом пользуется вся мировая машиностроительная отрасль. Без этих подшипников производить автомобили, суда, самолеты, вагоны невозможно. И найти им адекватную альтернативу тоже практически нереально. То есть, мы в ближайшем будущем можем столкнуться с остановками в этих отраслях, пока не придумаем, как эту деталь заменить.

Или лекарства — ни одна страна мира не производит всего спектра препаратов, в этом просто нет никакого смысла. Если сейчас фармкомпании встанут и уйдут, что мы будем делать, непонятно. Конечно, можно обратиться к Индии, которая специализируется на фармпроизводстве, но возникает другая проблема: сейчас все международные логистические компании отказываются возить контейнеры в Россию.

Огромный удар будет нанесен по сфере медицинской техники, различного рода изделий и имплантов. У меня в руке, например, стоит титановая пластина шведского производства. Скорее всего, титан там российский, но все остальные мелкие детали и технология сборки — иностранные. Ну, не умеем мы такого делать, не учились никогда за ненадобностью, не готовились. Понадобится много времени и денег, чтобы научиться, а люди продолжают ломать конечности прямо сейчас, и лечить их как-то нужно безотлагательно.

Есть истории, которые можно заменить, но это будет болезненно — сферы с так называемой низкой эластичностью спроса. Например, инсулин, который завозился из Европы, можно заменить на российский. Но это другой препарат, к которому люди не привыкли, и предугадать, как организм на него отреагирует, сложно. Или, простите за пример, Durex, крупнейший в мире производитель контрацептивов, который тоже объявил об уходе из России (Durex не ушел с российского рынка, но предупредил о повышении цен в России — прим. The Bell). Можно заменить их товары чем-то российским? Наверное, можно. Но чем, представлять не хочется.

Во всем остальном — продуктах питания, одежде и других товарах повседневного спроса — эластичность довольно высокая. Если вы придете в магазин и не обнаружите йогурт с манго, вы купите йогурт с черникой, и в целом ваш мир не рухнет. Конечно, это неприятно, но в риторике «не жили богато, нечего и начинать» мы и так существуем довольно давно.

— А что с импортозамещением, на которое правительство возлагает большие надежды?

— Это, в моем понимании, блеф. Дело в том, что импортозамещение 2015 года на фоне запрета импорта продовольствия в Россию развивалось в весьма благоприятных условиях. Я знаю случаи, когда в Восточной Европе заводы просто переезжали через российскую границу, чтобы стать как бы «отечественными», производственные линии разбирались полностью и переносились в Россию, а в производственном цикле ничего не менялось. Хороший пример — Valio: они в 2014-м ушли, громко хлопнув дверью. Но уже на следующий год безо всяких громких заявлений продолжили работу на контрактном производстве в Гатчине, а потом даже свой собственный завод построили по производству молочной продукции.

То, как Россия переживала «крымские» санкции, — это и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что мы жили относительно комфортно, спектр продуктов и по качеству, и по ассортименту не сильно отличался от того, что было доступно в Европе. Потому что на самом деле эта продукция была выпущена на тех же самых станках, по той же самой технологии производства, зачастую даже теми же самыми иностранными специалистами. А плохо — потому что к ситуации 24 февраля подавляющее большинство российских производителей оказались не готовы. Никто не ожидал, никто не верил, что Россия может начать «спецоперацию», и наша экономика столкнется с таким мощнейшим, теперь уже реальным ударом.

— Особенно удивительными на фоне заявлений об эффективном импортозамещении выглядят остановки отечественных производств — «АвтоВАЗа» и других. Почему это происходит?

— Об остановках заявили уже десятки отечественных предприятий, а скоро счет пойдет на тысячи. Происходит это потому, что чаще всего отечественная продукция выпускается на европейских станках, на импортных комплектующих. Сырья у нас, слава богу, хватает, а вот компонентов, необходимых для того, чтобы технология работала, а продукт был «тем самым», у нас отродясь не было. Да это и не нужно было. Мы же живем в эпоху глобализации, когда каждая страна специализируется на своей какой-то компетенции, доводит ее до совершенства, а потом все другие страны этим пользуются. В этом и есть смысл прогресса, именно это и двигает рынки. И вот в одночасье случился разворот в экономическую изоляцию, к которой не только бизнес не был готов, а судя по судорожному набору действий, предпринимаемому разными институтами, и правительство не было готово. Так что надежды на тотальное импортозамещение — не более, чем самообман.

— Может ли Россия переориентироваться на Китай и другие страны Азии?

— Китай сам обычно использует либо оборудование европейского производства, либо производит свои станки по лицензиям европейских производителей, поэтому самостоятельной машиностроительной отрасли в Китае нет — это раз. А два — зачем Китаю отдавать нам «удочку»? Ему проще и выгоднее продавать нам «рыбку». Понимая прекрасно, что мы сейчас будем зависимы от взаимоотношений с ним, Китай будет этим цинично пользоваться, поднимая цены и зарабатывая на изолированной России. По крайней мере, я бы на их месте поступил именно так.

— С российского рынка ежедневно и массово уходят крупнейшие мировые бренды. Но формулировки обычно очень осторожные: консервация, приостановка, заморозка деятельности. Значит ли это, что Apple, Mars и Ikea могут вернуться в Россию, как только все закончится?

— Безусловно, Россия дорого заплатит за эту «спецоперацию», причем пока не все понимают, какой будет цена демарша иностранных брендов с нашего рынка. Находятся «патриоты», которые радостно кричат, что «и слава богу, McDonald’s больше не будет набивать карманы за счет толстеющих россиян». Но они слабо представляют себе степень проникновения мировых экономик друг в друга. Ведь картошку и сырье для бургеров в McDonald’s поставляли российские компании, которые теперь останутся без многомиллионных заказов. Так что злорадство таких комментаторов направлено, в первую очередь, на наш же отечественный бизнес, которому придется плохо. При этом построить свой McDonald’s в России невозможно: та же булка производилась иностранным консорциумом, который отвечает за качество булок в бургерах McDonald’s по всему миру, и повторить эту технологию мы сейчас не сможем.

Но и Европа пострадает в результате разрыва отношений с Россией, поэтому бренды не хотят отрезать себе пути к возвращению. Этот «камбэк» будет возможен только при одном сценарии — прекращения боевых действий и постепенного восстановления разрушенных отношений.

И даже при таком позитивном раскладе вернутся не все. Автоконцерны, например, которые сейчас демонстративно уходят с российского рынка, открывают доступ на этот рынок китайским производителям. Китайские машины хлынут сюда как из рога изобилия, застолбят рынок и уже не уйдут с него. Напомню, что Китай производит 25 млн автомобилей в год, а вся Европа вместе взятая — Mercedes, Audi, Porsche, Renault, Citroën и другие — около 12 млн автомобилей, из которых где-то 500 тысяч поставлялось в Россию. Так что у Китая товара на Россию хватит, а в Европе будет огромный профицит, продаваться все будет по бросовым ценам. Многие другие бренды, которые выходили в Россию в условиях голодного дефицитного рынка — например, сеть хозяйственных товаров OBI — потеряют свою долю навсегда, и дороги назад им уже никто не даст.

— Россию в последние две недели часто сравнивают с Ираном, который живет под санкциями уже 40 лет. Что вы думаете об этой аналогии?

— Иран действительно 40 лет как-то живет под санкциями, но нужно помнить, что он 40 лет назад попал под санкции. Тогда не было айфонов, не было такого уровня электроники, автомобилей, фармпрепаратов, как сейчас. И если 40 лет назад жители Ирана не особо-то заметили перемен после разрыва отношений с миром, то с современными россиянами проделать такое уже не получится. Мы давно пользуемся всеми благами цивилизации, мы к ним привыкли, поэтому не совсем понятно, как нас можно этого всего лишить. 

Да, что-то может заменить Китай, но Америка уже начинает активно говорить о вторичных санкциях для компаний, которые будут сотрудничать с Россией. Вспомните дело Huawei, который пострадал из-за того, что попытался сотрудничать с Ираном. Понятно, что на самом деле это чистой воды конкурентная борьба американцев с неподконтрольной азиатской компанией, но факт остается фактом. Поэтому максимум, что нам будет доступно — это какие-то незаменимые товары в обмен на нефть и газ. Звучит ужасающе, но все происходящее — это большой чудовищный эксперимент, которому в современной истории нет аналогов.

— Какие пути выхода из очевидно глубокой кризисной ситуации, в которой находится сейчас российская экономика, вы видите?

— По сути, у нас два пути. Первый — остановка боевых действий и долгие переговоры с Европой для того, чтобы восстановить хотя бы часть контрактов. Это не избавит нас от потерь, они уже безвозвратно идут по всем фронтам, но позволит их минимизировать. И второй — «спецоперация» продолжается до какого-то момента, пока не станет бессмысленной, условно, еще несколько месяцев. Это влечет за собой разрыв абсолютно всех контактов с европейскими и американскими партнерами, в большинстве случаев уже безвозвратно. И тогда это путь полной изоляции России по сценарию намного хуже Ирана. С пустыми полками, обнищанием населения и другими вытекающими последствиями. Я слабо себе представляю, как можно реализовать второй сценарий, не вызвав массового недовольства населения. Поэтому очень надеюсь на реальные переговоры, на то, что мир наступит как можно скорее и мы займемся восстановлением своей экономики, а не выживанием.