«Только с мировой войной можно сравнить»: глава «Яндекса» Тигран Худавердян о худшем кризисе в истории

«Пока можно сказать, что все идет плохо. Не убийственно, но все-таки»

— Вы еще 16 марта первыми в стране ушли на удаленку. Как сейчас устроена работа в компании? Как вы ею руководите, по Zoom?

— Да, из крупных компаний мы первыми решили уйти на удаленку, потому что достаточно внимательно следили за тем, что происходит в мире. Все, что сейчас происходит в Москве, уже происходило в других странах. Достаточно просто читать их новости, отматывая на пару недель, и понятно, что будет происходить у нас. В марте уже было понятно, что людей в любом случае отправят домой, поэтому мы сели в четверг, 12 марта, в час ночи и решили, что все, пора.

Дальше, как и все большие компании, мы столкнулись с тем, что несмотря на то, что мы умеем работать удаленно, есть профессии и люди, которые по техническим причинам работать из дома не могут. Например, разработчикам браузера и приложений нужны специальные станции, чтобы быстро собирать код. В итоге перевезли им это оборудование домой.

Интересная вещь, которую никто не предполагал: одно из самых главных неудобств, с которым столкнулись люди, — это отсутствие дома офисных кресел. Сидеть на стуле за обедом — это норм, а вот по 10–12 часов работать оказалось невыносимо. Так что мы разрешили всем вывозить свои кресла домой.

Что касается руководства, то я лично в Zoom-спецназе уже давно, где-то с начала 2017 года. У нас по Zoom фактически прошла сделка «Яндекс.Такси» с Uber: все переговоры шли именно там. Сейчас любой день проходит так: в 8 встаешь, в 9 открываешь первую конференцию и так до вечера только на ссылочки нажимаешь со следующими встречами. У нас и еженедельная встреча — хурал — теперь онлайн: 6 тысяч человек одновременно подключаем, спикеры рассказывают по очереди про новости компании. Есть отдельная еще лента с чатом. Но, честно, я не думаю, что так можно долго протянуть.

— А у вас есть какой-то свой алгоритмический прогноз, когда вы все друг друга увидите снова?

— Мы вот читали прогноз Сбербанка на эту тему, математический. На самом деле это очень сложный вопрос, и я здесь точно не самый лучший специалист. Проще делать выводы, наблюдая за остальным миром. Вот не так давно в Чехии людей выпустили из дома. В Израиле начали снимать ограничения: было 100 метров от дома, стало 500 метров. Возможно, через 2–3 недели у нас это все тоже произойдет.

— Самоизоляция и Zoom для бизнеса сейчас все же — не самая острая проблема. Весь сектор услуг, авиакомпании, аэропорты — в руинах. IT кажется наименее пострадавшим из секторов, во многом вы даже выигрываете. Это так?

— Понятное дело, у нас не такая ситуация, как у магазинов, турагентств или парикмахерских — эти бизнесы просто рубильником выключили. Но при этом у нас есть направления, которые тоже остановило целиком. Например, каршеринг, который в Москве и Санкт-Петербурге временно запрещен, или «Яндекс.Путешествия», потому что никаких путешествий сейчас нет.

Из-за всех ограничений, естественно, сильно сократились поездки в такси и по Москве, и в регионах, да и вообще во многих странах нашего присутствия. В некоторых городах объем заказов упал на 50–60%, в Москве — на десятки процентов. Но, слава богу, осталось хотя бы что-то, что дает возможность водителям зарабатывать деньги.

Из «средне плохого» — очевидно, что уменьшение деловой активности существенно повлияло на рекламу. Многие бизнесы приостановили свою деятельность и временно сжались. И это все, конечно, влияет на нашу рекламную выручку.

— Реклама — ваш главный источник дохода, и это те бюджеты, которые первым делом режут в кризис. Как она падала в прошлые разы? И каким будет падение сейчас?

— Все прошлые кризисы обладали одним важным свойством: интернет тогда рос настолько быстро, что в некотором смысле интернет-индустрия плохо эти самые кризисы замечала. Тогда вместо роста в два раза в год интернет рос «всего лишь» на 50% условно. Сейчас ситуация беспрецедентная: впервые интернет оказался на такой стадии развития, когда кризис может ударить, и интернет уйдет ниже ватерлинии.

Человечество за всю историю еще в принципе не знало такого кризиса. Его можно было бы сравнить только с какой-нибудь мировой войной, когда люди по всему миру перестали работать, разрывались торговые и производственные цепочки. Пока можно сказать, что все идет плохо. Не убийственно, но все-таки.

Но здесь важно понимать, что в реальности и для нашего бизнеса, и вообще для экономики — страны и мировой — важнее, как мы все из этого состояния будем выходить, что будет в конце 2020 года, что будет в 2021 году.

Да, сейчас есть какие-то направления, которые очень пострадали, есть которые пострадали меньше. Но сейчас мы сфокусированы прежде всего на том, чтобы попытаться предсказать, какая ситуация будет условно осенью, зимой, весной следующего года.

— Вы же видели прогноз UBS о том, что в этом году у «Яндекса» может случиться первое падение выручки вообще за все годы, что вы публикуете отчетность?

— Мы сейчас объективно не можем спрогнозировать, что будет с выручкой, потому что это гадание на кофейной гуще. Мы проводим анализ разных сценариев: что, если выручка не изменится, что, если она упадет на 10%, на 20%, вырастет на 5%. Но сейчас непонятно, как долго будет продолжаться карантин, как долго продлится такое существенное ограничение на работу ряда сервисов. Посчитать, что произошло на поле боя, сориентироваться пока невозможно. Уже не говоря о том, что могут быть вторые волны эпидемии. Мы сейчас сфокусированы на том, чтобы попытаться предсказать, какая ситуация будет условно осенью, зимой, весной следующего года. И наш приоритет — сохранить персонал. Мы уже затянули пояса в разных направлениях, по практически всем статьям, существенно сократили расходы. Где-то чуть-чуть сократили социальные блага и объяснили сотрудникам, что это — сохранение рабочих мест в будущем, это позволит нам сохранить людей, если станет совсем плохо.

— А что за сокращения? «Аэрофлот», к примеру, порезал на 40% зарплаты всем членам правления.

— Я и все мои прямые подчиненные сократили себе зарплаты, отказались от годовых бонусов. Но понятно, что для компании в 12 тысяч человек это — косметические изменения, они больше в этической плоскости находятся, поэтому дополнительно мы сократили расходы на корпоративные мероприятия, командировки и неприоритетные маркетинговые активности [точных цифр компания не раскрывает].

«Наш главный редактор — программный код»

— Вы за последний месяц анонсировали с десяток антикоронавирусных проектов. Какой вам самому больше всех нравится?

— Из самых масштабных проектов — индекс самоизоляции. Как он родился: мы почти сразу собрали команду, которая как раз должна была отвечать на вопросы людей в этот кризис. И довольно быстро стало ясно, что именно самоизоляция очень важна: этот вирус очень долго живет и только так можно снизить нагрузку на систему здравоохранения. Так и родился индекс самоизоляции, и сейчас это один из самых цитируемых показателей, который используют простые пользователи, СМИ, власти, губернаторы.

При этом нам нужно было оставаться «Яндексом» без редактора: не писать свои материалы, не делать собственных выводов, делать так, чтобы выводы следовали из цифр и графиков, — в общем, запустить машину.

Еще мы запустили благотворительный проект «Помощь рядом», который объединил поездки для медиков, тестирование на коронавирус на дому и доставку продуктов, лекарств, вещей для тех, кому это нужно. В проекте участвуют команды «Такси», «Еды», всего поискового «Яндекса» — они вместе нашли способ, как быстро переориентировать работу сервисов. Мы туда вложили собственных 250 млн рублей, плюс открыли сбор средств, чтобы оплачивать поездки водителям. Всего собрать пока удалось несколько десятков миллионов рублей — все от физических лиц. Надеюсь, сможем эту сумму увеличить.

— Про индекс самоизоляции первая мысль была, что к вам, наверное, обратились власти: «сделайте нам “Яндекс.Пробки” только про то, как люди дома сидят»?

— Нет, нас никто об этом не просил. Но многие региональные власти уже постфактум сказали нам спасибо за то, что теперь у них есть хотя бы какая-то метрика, которую можно отслеживать.

— Москвичей напрягает пропускная система, новости про создание технологической системы слежки за тем, кто и как соблюдает карантин. Есть опасения, что все эти решения, если они действительно есть и работают, потом перекочуют в «мирную жизнь». Задействованы ли здесь ваши технологии? 

— Я согласен, что чрезвычайные меры должны действовать только в чрезвычайной ситуации, которая, как мне кажется, сейчас и происходит. Может, не юридически, но по сути. И согласен, что, если есть какие-то нововведения, которые сейчас применяются для того, чтобы купировать ситуацию, после кризиса они должны все откатиться назад. И надеюсь, что это произойдет.

Но мы ни в чем из этого не участвуем. Признаюсь, для нас это больное место, потому что нас постоянно подозревают, что мы в этой слежке участвуем. Но у нас внутри компании есть свой принцип: ни в коем случае, даже в сложной ситуации, не нарушать принципы, которыми «Яндекс» руководствуется со дня основания. Если мы что-то делаем, мы делаем это публично, открыто и объяснимо. Это нравоучение, которое сейчас читается каждый день всем сотрудникам, которые участвуют в сложных проектах, где решения принимаются за секунды и не всегда есть время на раскачку. Чтобы они понимали, что «Яндекс» всегда был нейтральным, скажем так, и таким должен оставаться.

Если коротко: не участвуем, не планируем. А все, что делаем, — все на столе.

— Тестирование на дому вы запустили совместно с госфондом РФПИ, который широко разрекламировал свои быстрые тест-системы. Кто вас в этот проект позвал?

— Аркадий [Волож] еще в самом-самом начале пандемии очень переживал, что, если всех посадить по домам, люди перестанут ходить на работу и это нанесет огромный удар по экономике. У этой проблемы одно решение — если бы было доступное тестирование, можно было бы проверить как можно больше людей и изолировать и лечить тех, кто болеет, а остальным разрешить работать, как сделали в Южной Корее.

Кроме того, было понятно, что в стране возникнет огромная проблема с логистикой в самых разных сферах — надо будет развозить врачей, еду и товары. У «Яндекса» есть логистика, но недоставало самих тестов.

Самым активным двигателем тестов в стране оказался Кирилл Дмитриев, который пытался сделать так, чтобы тестов в России было больше, они были бы доступнее и быстрее. В результате появилось много разных тест-систем и лабораторий, которые могут их обрабатывать, и сервис на дому стал возможен. [Какое количество тестов удалось провести в Москве — «Яндекс» не раскрывает.]

— Мы видим огромный запрос людей на информацию об эпидемии. Но власти сразу пообещали взять дубину — карать за фейки и все в таком духе. Сложно представить, что это не коснулось вашего поиска и «Яндекс.Новостей».

— Такого не было. Но у нас появился раздел с новостями по потоку коронавируса.

— Алгоритмический?

— Да.

— Модерируется он как-то специальным образом? И в целом «Яндекс.Новости»? Все-таки почти чрезвычайное положение у нас. 

— Ой, у «Яндекс.Новостей» такая длинная история и такая толстая кожа, что коронавирусом их не возьмешь. В общем, там все более или менее спокойно. Чтобы не было недосказанности — нет, не модерировались и не модерируются, там один главный редактор — алгоритм, со всеми своими преимуществами и недостатками.

— В соцсетях широко обсуждались «разговорчики» в «Яндекс.Картах» — то, что вы эти «разговорчики» пресекаете, если они превращаются в виртуальные митинги на Красной площади. Вы это делаете по собственной инициативе?

— Мы ничего не пресекаем. Есть правила модерации и правила сервиса. У каждого «разговорчика» есть «время жизни», и тут никакого ручного удаления конкретного сообщения за пределами автомодерации или стандартной модерации не было. Кроме того, этот сервис был придуман, чтобы люди обсуждали дорожную ситуацию: про перекрытые, перекопанные дороги, про пробки. Этот сервис не был спроектирован ни для чего другого, и у нас есть другие сервисы, где обсуждаются совершенно другие вопросы — тот же «Дзен», где любой автор может высказаться на любую повестку. А «разговорчики» не были придуманы для этого, и получилось, что как будто на заборе, где должно быть расписание автобусов, начали на всю страну писать другие слова. Мы не хотим портить этот сервис, и он, на наш взгляд, должен продолжать быть таким, какой он есть.

Самое важное в нашей работе — определять принципы. Здесь принцип такой: этот сервис создан для обсуждения дорожной ситуации. Дальше, исходя из этого принципа, были имплементированы алгоритмы — как и любые алгоритмы, и в поиске, и в новостях, они не совершенны. Дальше, если мы видим, что идет какое-то нарушение этих принципов, возникает какой-то спам, фрод, обман, мы садимся и думаем, какие можно поменять настройки, чтобы эту ситуацию тоже отработать.

Это правило мы используем везде: у «Яндекса» нет главного редактора. Мы никогда сами не решаем, хороший это «разговорчик» или плохой. Но если мы видим, что принцип нарушен, то редактор-программист идет и придумывает новый алгоритм, который позволит придерживаться того же принципа. Наш главный редактор — это программный код, который работает.

— В прошлом году после долгих обсуждений с властями у «Яндекса» изменилась структура управления [ее элементы — «красная кнопка» и специальная акция, которую получил специальный фонд — теперь он может блокировать любые сделки с более чем 10% акций IT-компании и назначать в совет директоров «Яндекса» двоих директоров, чьи кандидатуры в равной степени должны устраивать власти и компанию]. Вы эти изменения уже почувствовали — новая структура же как раз создавалась под экстренные ситуации? 

— Нет, совет директоров фонда не собирался еще ни разу. Единственное, что в совете директоров самого «Яндекса» появились два Алексея: Алексей Яковицкий и Алексей Комиссаров, они его исправно посещают и участвуют в жизни компании в роли независимых директоров. Это поменялось. Все остальное — по-старому. Фонд общественных интересов еще, по-моему, не собирался. Ну, или меня не зовут (смеется).

Мне кажется, что по духу Фонд общественных интересов был сформирован для того, чтобы следить за тем, чтобы все было хорошо. И в случае, если будут возникать какие-то кризисные ситуации, то он будет помогать их разрешать. И если он сейчас не действует, то это хорошо, это значит, что ничего плохого не происходит, что все нормально.

Идеи для инвестиций после пандемии: Игорь Рябенький, Николай Давыдов и Андрей Романенко в BellClub 12 мая

Кризисы всегда открывают возможности. Просто не для всех. Когда Китай снял карантин, его венчурный рынок взорвался: инвесторы поспешили вложиться в биотех и онлайн-образование. Какие рынки, технологии и стартапы взлетят на Западе и в России? Обсудим это 12 мая с венчурными инвесторами на очередной онлайн-конференции BellClub.

Наши гости:

• Игорь Рябенький, AltaIR Capital
• Андрей Романенко, Run Capital и AddVentureг
• Николай Давыдов, Gagarin Capital

Время проведения: 12 мая в 19:00. Регистрация — здесь.

«Возможно, после кризиса у нас возникнет еще один бизнес»

— «Яндекс.Такси» было самым быстрорастущим вашим подразделением, на него у вас были большие планы, в том числе IPO в этом году. Они заморожены?

— Для начала: я почти уверен, что удар, нанесенный по бизнесу «Такси», — временный. Все-таки если предполагать, что мы все выживем и города останутся, то, как только ситуация выровняется, потребность достаточно базовая передвигаться по городу тоже вернется. В моменте «Такси» переживает очень большое падение, но и восстановится оно так же быстро. Поэтому «Такси» я бы точно не хоронил, уверен, там все будет хорошо, в том числе и с точки зрения темпов роста. Вопрос только когда. Наверное, не в ближайшие два квартала, но я бы временно закрыл на это глаза. По сути, мы сейчас «выкусываем» участок в истории человечества — его просто не будет. Вопрос только в том, какой период времени мы потеряем.

— А что с IPO?

— Пока нам не до него. Сейчас это не входит в список основных приоритетов компании.

— Еще вы отменили сделку по покупке конкурента — такси «Везет»? Это вы временно откатили назад или окончательное решение?

— Пока не знаю, посмотрим, как пойдет. Нам бы сейчас спасти уже работающих с нами водителей и таксопарки. Это и так достаточно сложно выполнимая задача. Пытаюсь умозрительно представить, что нам одновременно надо делать все эти проекты и плюс еще пытаться объединиться с другой компанией — это довольно сложно.

Вообще вся эта история про кризис в истории «Яндекса» останется как время быстрой переориентировки, быстрой конвертации бизнес-моделей в новые и перегруппировки. Например, из-за коронавируса вырос огромный спрос на доставку товаров, медикаментов, врачей, продуктов и так далее. А логистических компаний, которые могли бы его удовлетворить, просто не было. Параллельно без работы осталась огромная часть водителей такси. И буквально за считанные недели наш сервис из компании, которая искала такси, стал сервисом по доставке всего что угодно. К «Яндекс.Лавке» мы тоже подключили мощности «Такси» и существенно расширили зону покрытия доставки — сейчас покрываем две трети Москвы и половину Санкт-Петербурга. По сути, доставка — это новый сервис «Яндекса». Как он будет называться, не так важно. Но, возможно, после кризиса у нас возникнет еще один бизнес.

— Насколько все это компенсирует падение?

— Не компенсирует. Падение значительно больше, чем тот результат, которого мы смогли в моменте достичь. Но долгосрочно все это несет новые возможности: у людей меняются привычки, они начинают больше заказывать еду и товары на дом, логистика, доставка, курьерский бизнес станут более важными или даже стратегическими для страны. Но сказать, что мы за день нашли решение, как восполнить потери, — такого пока, конечно, нет.

— Когда вся Москва ушла домой, вам в доставке и еде пришлось срочно все перепридумывать, чтобы справиться с лавиной заказов?

— Про доставку хочется отдельно сказать: там, конечно, работают сплошные герои — курьеры и таксисты, им низкий поклон. Команды, которые эти сервисы строят, работают круглосуточно, без выходных. Илье Красильщику [руководит «Яндекс.Лавкой»] можно позвонить в любое время, он, кажется, никогда сейчас не спит. В общем, работа на пределе.

— Много новых курьеров пришлось нанимать?

— Конечно, бизнес вырос больше чем в два раза за эти недели, в доставке десятки процентов в неделю рост [по расчетам The Bell, в сервисах «Яндекса» и Mail.Ru в Москве сейчас работает от 5 до 10 тысяч курьеров].

— Курьеры, и правда герои. Но что делать, если они начнут болеть?

— Это правда проблема. Мы сейчас много всего предпринимаем: закупили и выдаем маски, перчатки, санитайзеры и спиртовые салфетки для рук и термосумок. Потратим больше 50 млн рублей на это, чтобы минимизировать риски для курьеров, клиентов и сотрудников ресторанов. Кроме того, мы сразу запустили бесконтактную доставку, перестроили процессы, чтобы минимизировать контакт между людьми. 

В «Яндекс.Лавке», например, перед каждой сменой кладовщикам измеряют температуру, информация об этом прикладывается к заказу. Сборщики работают в масках и перчатках, на складах два раза в день дезинфекция. Там же на базе «Лавок» каждый день измеряют температуру всем курьерам, выдают маски, перчатки и средства дезинфекции. Многие рестораны тоже измеряют температуру при каждой передаче заказа. В регионах средства дезинфекции бесплатно выдаются в офисах курьерских служб — комплект с запасом на несколько дней. Для таксистов открыты пункты дезинфекции автомобилей, на стоянках им тоже раздают маски и санитайзеры.

— И у вас ни один водитель не заболел?

— Было несколько случаев, когда водитель заболел, к сожалению. Все-таки они на передовой. И какое-то количество случаев, когда водитель был вынужден уйти на строгий карантин, потому что вез больного пассажира, тоже было. Точное число сейчас не скажу, но они достаточно хорошо соблюдают меры безопасности. Мы создали специальный фонд, чтобы в обоих случаях помогать финансово тем водителям и курьерам, которые оказались дома на 1–2 недели и не могут работать.

— Рестораны, которым сейчас особенно тяжело, жалуются на высокие комиссии, которые берут агрегаторы, в том числе и вы — свыше 30–35%.

— Когда ресторан подключается к сервису «Яндекс.Еды», он предоставляет свои блюда и платит комиссию агрегатору. Так вот, возьмем какой-нибудь средний заказ, рублей 700–800. Вычтем НДС, эквайринг в 2% и возьмем 30% комиссии. Получается примерно 200 рублей. Но это не маржа агрегатора, туда включены: работа платформы, маркетинг сервиса, вся логистика, служба поддержки, люди в колл-центрах, которые отвечают на всякие разные вопросы, типа «почему холодное, почему горячее», возмещения пользователям за ошибки ресторанов — это все делаем мы, не рестораторы. И тем не менее мы все равно нашли ресурсы помочь ресторанам — для новых локальных ресторанов обнулили комиссию, предложили бесплатные доставки и так далее. На эти меры поддержки мы направим 50 млн рублей.

— Что с вашими совместными со Сбербанком проектами в e-commerce?

— Сейчас там все очень хорошо, потому что люди заказывают все товары через доставку. И все сервисы, типа Ozon, Wildberries, наш «Беру», — все дико растут. Если говорить про бизнес «Маркета», то там интересный эффект произошел. Когда началась история с коронакризисом, люди побежали закупать товары. Но из-за того, что много где нарушился импорт, у многих магазинов сейчас просто нет товара. Я буквально 2–3 недели назад покупал iPad, и вот эта модель iPad продавалась всего лишь в четырех магазинах на «Яндекс.Маркете». Хотя, по-моему, раньше их было под 100 магазинов одновременно.

Это такое временное осложнение. Но, как только кризис кончится, я думаю, «Маркет» не только вернется, но и обгонит всех. Сейчас идет одно из самых существенных изменений в потреблении за последние много лет: люди, даже самые жесткие скептики, поймут, что покупать онлайн удобно, мы сейчас на точке перегиба.

В России доля онлайна была около 6%. Теперь будет хороший скачок. Мы годик выиграли на этом коронакризисе, он дал нам фору. Если в каких-то проектах он «выкусил» квартал, два, три, то здесь, мне кажется, он, наоборот, залил топливо, которое приблизило все на год вперед.

— А вы не думаете, что это временный эффект? Спрос сожмется, просто потому что у людей не будет денег. И на вашем бизнесе это тоже отразится.

— Это правда. Но я имею в виду, что у людей поменяются привычки. Событие длиной в 8 недель способно изменить отношение людей и их привычки. И в этом месте произойдет надлом. Это означает, что, вернувшись к нормальной жизни, люди будут во много раз чаще принимать решение в пользу онлайн-сервисов.

— Как у вас со Сбербанком в совместных проектах все-таки складываются отношения? [The Bell писал, что компании оказались на грани развода. Сам Сбербанк начал развивать конкурирующие с «Яндексом» проекты вместе с Mail.Ru.]

— Бизнес «Беру» развивается хорошо [по данным сервиса, в первом квартале товарооборот вырос на 183% год к году, а месячный оборот превысил 4 млрд рублей]. А то, как у родителей, можно судить по детям. Бизнес растет, никаких ограничений ни с чьей стороны не встречает, поэтому в целом все нормально.

— То есть вы продолжаете считать Сбербанк стратегическим партнером и сейчас переговоров о том, чтобы пересмотреть условия вашего участия в проекте, нет?

— Коронавирус, какие переговоры. Мы считаем, что для нас e-commerce — это стратегический бизнес, а «Беру» — стратегический актив, мы будем продолжать его развивать и вкладывать ресурсы, которые есть у «Яндекса», в его развитие.

«На месте Михаила Мишустина я бы делал то же самое»

— Казалось, что этот кризис ударил в первую очередь по среднему и малому бизнесу. Но крупные компании тоже начали выстраиваться в очередь за господдержкой. А вам она нужна?

— Нам не нужна поддержка. И я искренне надеюсь, что и не будет нужна. В общем, я думаю, что мы сможем выплыть из этой ситуации, как-то выплывем. Есть направления, которые просели, есть которые растут. Но уверен, что кому-то она нужна, что есть крупные бизнесы, которым будет тяжело.

— То, что «Яндекс» — в списке системообразующих и стратегических, на вашей жизни никак не сказывается?

— Мое личное мнение по этому поводу: слово «системообразующий» никак не связано с тем, что компании нужна господдержка. Бывают, например, системообразующие люди в компании. Но это не значит, что им нужно помогать, на них нужно, наоборот, опираться.

Но мне кажется, что, если бы я был на месте Михаила Мишустина, я бы делал то же самое. Он решил: давайте возьмем 500 или 600 компаний и, если мы будем знать, что с ними происходит, будем понимать, что происходит со страной. Он — технократ, завел все в Excel, получил число. Я без сарказма. Но из этого не следует, что именно этим компаниям нужна поддержка. Но можно следить: если 400 из них плохо себя чувствуют, то корабль тонет. Если все в порядке, то корабль на плаву, все зашибись.

— В начале года вы вместе со многими другими интернет-компаниями получили письма счастья от ФСБ про то, что нужно сдать ключи шифрования и дать доступ ко всей переписке пользователей. Понимаем, все это покрыто завесой гостайны, но что в реальности происходит с вашими сервисами после их попадания в реестры Роскомнадзора с точки зрения безопасности данных пользователей?

— Я хочу сказать, все эти подозрения в нашу сторону — они только усиливают внутренние процедуры. И мы постоянно их перепроверяем, чтобы не дай бог не возникла ситуация, когда те или иные данные были бы предоставлены кому-то без бумажного запроса или без соответствующих подписей. После каждого вопроса от общества у нас внутренние перепроверки. Мы следим, чтобы исполнялся закон, с одной стороны, но и чтобы этим нельзя было воспользоваться в качестве дыры и получать конфиденциальную информацию о пользователе — с другой.

Слово «запрос» имеет разное значение, его можно по-разному понимать. Может тебе позвонить кто-то и сказать: «слушай, а дай». Но звонок — это не запрос ни в каком смысле, как и простой e-mail. Запрос можно считать запросом только при определенном наборе бумаг, оформленных в соответствии с законом.

— А вы не думали по примеру западных компаний хотя бы сделать эту информацию публичной? Рассказывать, сколько приходит таких запросов в месяц, в год?

— Transparency report — это важная тема. Мы собираемся постепенно начать его выпускать. Но есть объективная проблема, что, к сожалению, построить его с такой же степенью детализации, которая есть у некоторых западных компаний, мы не можем по российскому законодательству. Но сделаем все возможное.

«Если люди теряют обоняние — это мгновенный сигнал о том, что они заболевают, и это можно понять по поисковым запросам»

— Что сейчас происходит с направлениями, которые «про будущее», — например, с беспилотниками. Вы заморозили какие-то проекты?

— По-разному. Есть направления, которые из-за кризиса будущее приблизили в настоящее. Например, образовательные проекты «Яндекса». Сегодня даже самые крайние скептики онлайн-инструментов меняют свои привычки и выйдут из этого кризиса с пониманием, что во всем этом инструментарии есть много бесспорно полезных компонентов, и начнут им пользоваться. Мы уже около 13 лет двигаемся в этом направлении, у нас больше 30 образовательных проектов и сервисов для людей разного возраста. И мы сейчас бросили огромное количество ресурсов, чтобы ускориться в этой программе. У нас есть образовательная инициатива, и мы вложим в развитие этих проектов 5 млрд рублей. Но вот беспилотники нам приходится тестировать по пустым московским дорогам. Видимо, эти месяцы для проекта будут частично потеряны, потому что такие тесты дают недостаточно информации.

— А есть какой-то контакт с Минобразования, чтобы все ваши онлайн-курсы дошли до школ, которые все разом перешли на дистанционное обучение? 

— Контакт есть, он называется COVID-19. Сейчас каждый учитель в стране, абсолютно вынужденно, задался вопросом, а как же ему учить своих детей. Таким же вопросом задаются и родители. Мы практически мгновенно, за считанные часы, договорились вместе с правительством Москвы, с Центром педагогического мастерства запустить «Яндекс.Школу». По сути, это полноценная онлайн-школа, где трансляция уроков от ведущих московских учителей идет одновременно на всех учеников. К этому может подключиться любая семья в любом часовом поясе, такой один урок на всю страну. В апреле у нас учились больше 2 млн школьников, а уроки посмотрели больше 3,5 млн раз.

— Что еще нового из этого кризиса родится с точки зрения технологий?

— Думаю, что видеообщение будет фундаментальным изменением в поведении людей. Раньше это был Skype: «позвони родителям и детям». Все было по очень острой нужде. Этот кризис приведет к тому, что люди поверят, что так можно не только общаться, но и проводить презентации, вечеринки, съезды, концерты, все что угодно. Вещи, которые раньше нельзя было представить в онлайне, люди смогут делать онлайн. Придет осознание, что не надо больше тратить десятки тысяч долларов на какой-нибудь автосалон или выставку, что все, оказывается, можно сделать удаленно.

— IT-стартапы первыми предсказали эту эпидемию — еще до того, как спохватились китайские власти. И если представить, что вся эта ситуация может когда-то повториться, что нас может накрыть вторая волна этой или какая-то новая эпидемия. Что здесь могут сделать технологии?

— Это очень интересная тема, много про это думаю. Эта эпидемия очень сильно изменит отношение людей к болезням вообще и даже, возможно, к самому простому гриппу. Появится большое давление в обществе, при каждой эпидемии гриппа люди будут думать: «ой, все пропало». И это давление, скорее всего, переродится в качество, в разные технологии, сервисы, которые позволят эпидемии предсказывать.

Вот пример: The New York Times сделала исследование по данным Google о запросах по теме потери обоняния, с помощью которых можно было предсказать, как будет распространяться эпидемия. Если люди теряют обоняние — это мгновенный сигнал о том, что они заболевают. И тот факт, что это можно понять по поисковым запросам, — очень классная находка.

Думаю, что все находки этой пандемии будут использоваться и дальше. Все медицинские технологии удаленного мониторинга, давления, кислорода в крови. Сейчас все эти технологии в зачаточном состоянии, существуют, но не внедрены повсеместно. Но теперь эти направления точно будут очень быстро развиваться. А там, где кипит бульон, там всегда что-нибудь да кристаллизуется. Поэтому я думаю, что в медицину придет много всяких технологических решений.