Теория игр для «зеленого» будущего. Как Евросоюз заставит весь мир подстроиться под свои правила

Теория игр в экономике описывает подход к собственной стратегии, основанный на прогнозировании рационального выбора другой стороной имеющихся опций. Знать, как в ходе реализации твоей стратегии поступит конкурент или союзник, невозможно. Однако теория игр позволяет предугадать, а если вы знаете соперника неплохо, то и подтолкнуть его к принятию нужного решения.

В определенном смысле введение Европейским союзом вначале системы торговли углеродными единицами, а потом и переход к углеродному налогу (ТУР) на ввозимые товары — яркий пример теории игр в действии. Европейские политики просчитали, как им сделать так, чтобы не только государство и бизнес в ЕС, но и компании и страны во всем мире пошли по пути декарбонизации.

Ответ лежит в равновесии Нэша, одном из ключевых понятий теории игр — нахождении оптимальной точки возможных решений других стран в случае введения ТУР со стороны ЕС. Логика здесь приблизительно следующая. Как поступит весь мир, если мы — страны Европейского союза — одни из основных импортеров товаров из развивающихся стран — введем ТУР? Конечно, весь мир возмутится, но в результате не захочет терять деньги и решит подстроиться под наши правила.

Дмитрий Стапран Директор, руководитель практики оказания консультационных услуг компаниям энергетики PwC, д.э.н.

Как поступит весь мир, если мы — страны Европейского союза — одни из основных импортеров товаров из развивающихся стран — введем ТУР? Конечно, весь мир возмутится, но в результате не захочет терять деньги и решит подстроиться под наши правила.

Для подстройки ему нужно будет ввести такой же учет квот на выбросы СО2 и, скорее всего, систему торговли ими (СТК).

Действительно, согласно недавнему отчету Всемирного банка, в мире уже действуют 64 инструмента установления цены на выбросы СО2, которые покрывают более 20% мировых выбросов парниковых газов. На национальном уровне СТК, помимо большинства стран ЕС, запущены в Великобритании, Китае, Казахстане, Южной Корее, Новой Зеландии, а также на уровне регионов в Японии, Канаде (Квебек), США (Калифорния) и в других странах. Налоги на СО2 ввели у себя такие крупные развивающиеся страны, как Аргентина, ЮАР, а рассматривают их еще больше — Турция, Пакистан, Таиланд, Вьетнам, Индонезия и другие.

Самое интересное, что произойдет потом? А потом Китай и другие развивающиеся страны, которые применили к своим национальным производителям правила сокращения выбросов и платы за СО2, чтобы они могли преодолеть пошлины ЕС, постараются защитить внутренний рынок от товаров из, скажем, СНГ, где платы за СО2 нет.

Так же поступят другие производители в Юго-Восточной Азии в случае введения ТУР, скажем, в Японии. Если США или Канада введут ТУР, то его будут стремиться преодолеть Бразилия, Аргентина, Мексика и другие страны Западного полушария. Следующим шагом развивающиеся страны, которые также введут у себя плату за СО2, постараются защитить нагруженного новыми платежами национального производителя. Они неизбежно введут аналогичные пошлины на товары из юрисдикций, в которых выбросы СО2 не являются предметом торговли или налога.

Если применить теорию игр, то можно просчитать, что стратегия ЕС постепенно подталкивает весь мир к введению СТК, налогов на СО2, различных видов ТУР и, в конце концов, нахождению нового «декарбонизированного» равновесия Нэша. Бизнес в достижении этого равновесия играет главную роль. Он моментально реагирует на такие внешние экономические стимулы, как налоги, ТУР или СТК.

Так, большинство крупных компаний по всему миру уже объявили планы по достижению целей net zero (углеродной нейтральности). Такие металлургические корпорации, как ThyssenKrupp, BHP, Vale, Rio Tinto, Glencore, Anglo-American и другие, уже заявили о том, что к 2030 году снизят свою эмиссию СО2 в среднем на 30%, а к 2050-му достигнут углеродной нейтральности. При этом Anglo-American планирует достижение net zero даже раньше — к 2040 году. Компании непромышленного сегмента, такие как международная аудиторско-консалтинговая сеть фирм PwC, объявили об углеродной нейтральности уже к 2030-му. Примечательно, что такие же цели net zero к 2030 году поставили и такие промышленные химические гиганты, как BASF и Bayer. За ними последовали и электроэнергетические компании — Iberdrola, Enel, NationalGrid, E.On и прочие.

Не отстают и нефтегазовые компании: в 2019–2020 годах о целях по углеродной нейтральности к 2050 году объявили ENI, BP, Shell, Total и Conoco Philips. Причем Shell и Total к 2050 году планируют декарбонизировать свои поставки на мировой рынок на 60–65% от текущих уровней, а норвежская Equinor — снизить общие выбросы в Норвегии на 70% уже к 2040 году. То, что такие же цели поставили перед собой компании из развивающихся стран — PetroChina в Китае и Petronas в Малайзии, еще раз подтверждает, что теория игр в декарбонизацию работает.

Для бизнеса и государства в России такая «теория» имеет совершенно практическое применение. Дискуссия о декарбонизации постепенно выходит за рамки торгового спора между Россией и развивающимися странами с одной стороны и ЕС — с другой. ЕС просчитал реакцию стран на несколько шагов вперед: меняться будет весь мир, в том числе развивающиеся страны. Скоро под риском может оказаться российский экспорт не только в ЕС, но и в Китай, Северную Америку и другие ключевые направления нашей внешней торговли. Поэтому скорейшее введение национального регулирования СО2, желательно в форме рыночных механизмов наподобие СТК, является особенно важным. Похоже, у России просто не будет другого выбора, как меняться вместе со всем миром. Иначе российские производители окажутся в недалеком будущем в весьма невыгодном положении.

И пока стратегия низкоуглеродного развития Российской Федерации еще разрабатывается, российские производители уже хорошо поняли и поспешили отреагировать на механику теории игр. Собственно, теория игр в декарбонизации и нацелена на стимулирование бизнеса в других странах.

Например, «Полюс Золото» объявила о 100% покрытии своих нужд в электроэнергии за счет приобретения так называемых зеленых сертификатов у гидрогенерирующих активов ТГК-1 и «РусГидро». Другой золотодобытчик — «Полиметалл» начал использовать энергию ветра с ветряков на севере Хабаровского края. Российская нефтяная компания — «Лукойл» выделила энергогенерирующие активы с высокими выбросами СО2 общей мощностью 3,5 ГВт в отдельную независимую структуру. «Газпром нефть» строит солнечные станции для снабжения своих НПЗ. Металлургические компании, например, ММК, планируют покупать чистую ветровую энергию компании «Фортум». UC Rusal за счет владения целым рядом крупных ГЭС является фактически одним из самых экологически чистых производителей алюминия в мире. Сама компания объявила об углеродной нейтральности к 2050 году, а также о снижении выбросов СО2 на 35% к 2030-му. Алмазодобывающая компания АЛРОСА закрывает почти что на 90% свои потребности в электроэнергии за счет экологически чистой энергии Вилюйской ГЭС-3. И это далеко не полный перечень примеров.

Совокупность индивидуальных стратегий декарбонизации российских компаний составляет большую часть коллективной стратегии низкоуглеродного развития страны. Вторая составляющая этой стратегии — правила игры, которые задает государство. От того, насколько активным будет российский бизнес и сколь активную позицию он займет в диалоге с государством по поводу новых правил низкоуглеродного развития, во многом будет зависеть, окажется ли он в равновесии Нэша или в менее оптимальной стратегической позиции.

Фото на обложке материала: Jason Blackeye/Unsplash