Александр Ларьяновский (Skyeng): «Лучшее, что можно сделать с частным образованием, — это его задушить»

«Те, кто сейчас выходит на этот рынок, не опоздают»

— Почему все вдруг заинтересовались рынком образования? Ладно бы государство, но теперь на этом рынке все — от небольших частников до «Ростелекома» со Сбербанком.

— Понятно почему. Случился коронакризис, и EdTech вырос, причем многие [компании] показали хороший результат. А еще потому, что многие получили личный опыт — все теперь эксперты в EdTech’е, все сидели с детьми и видели, как эта штука работает. Но давай по-честному. Только Сбербанк и «Яндекс» имеют продуктовую идеологию, у остальных она не просматривается. У «Ростелекома» мотив один — растить бизнес, ему все равно, на чем зарабатывать. Mail.Ru — венчурный инвестор, который понимает, что сейчас можно многое купить дешево, а продать дорого. Поэтому Mail.Ru лезет в те отрасли, которые растут.

— Нет ощущения, что Сбербанк и «Яндекс» в информационном поле уже потеряли доминирующие позиции?

— Они никуда не опоздают. Как не опоздают те, кто сейчас выходит на этот рынок. Нет разницы, с какой попытки у них это получится: может, с текущей, может, со следующей. Они могут пробовать столько, сколько нужно.

— Топ-менеджер одной из компаний сказал, что рынок предложения на образование близок к насыщению, все сегменты охвачены игроками.

— Да ну. Простой пример с IT-профессиями. Дефицит программистов никуда не делся, их по-прежнему трудно находить. Вот когда у нас будет перепроизводство, я поверю, что рынок насыщен. Но, чтобы это случилось, у нас должно закончиться население страны, потому что за ее пределами — тоже дикий голод на программистов. А если насытить и его, то все люди будут работать программистами.

«Придут ребята из сырьевой отрасли»

— Можно ли быть успешным игроком или стратегом на рынке EdTech без выстраивания GR?

— Можно, если работаешь в тех нишах, которых государство не касается.

— Такое ощущение, что государство рано или поздно всего касается.

— Условная Академия Сикорского (крупнейшая российская частная школа обучения профессиям косметолога, массажиста, парикмахера. — The Bell) может достаточно долго жить без GR, участвуя в программах переподготовки. А Skillbox, начавший магистерские программы с вузами, нуждается в GR. Не потому, что хочет [иметь дело] с государством, а потому что у нас вузы государственные, а частного образования по большому счету нет.

— Это для стартапов один из выраженных рисков: не лезь на ту поляну, где завтра может образоваться государство.

— Где у нас другая поляна?

— Только в дополнительном образовании.

— И туда государство может залезть. Завтра начнет регулировать эту деятельность, в этот момент EdTech начнет заканчиваться.

— Впрочем, государство уже активно идет в допобразование.

— Это как ты поняла?

— 2–3 года назад запустили отдельную программу допобразования в школах. Школы должны научиться на этом зарабатывать, и они пытаются, отдают в аренду кабинеты для различных кружков.

— Так государство создает условия для частного бизнеса.

— В какой-то мере да. Сейчас государство пытается что-то сделать для репетиторов. Последние данные РАНХиГС показывают: около 48% детей к ЕГЭ готовятся с репетиторами. Наше государственное образование не может подготовить ребенка к экзамену, которое само придумало.

— Школьное образование сейчас отвечает за две вещи: чтобы не было физических травм и чтобы дети не пошли на митинги. Если ребенок не понял, как решать квадратное уравнение, — это не страшно, у школ этого нет в KPI.

— Какая-то страшная сказка началась. У школы нет KPI по объемы знаний и их применению у ребенка.

— Я всегда говорю эту красивую фразу: мы — буфер ошибок государственной системы.

— Наш бизнес рождается там, где «косячит» государство.

— Именно. С каждым годом оно нам создает все больше и больше условий.

— При этом все активней и активней пытается делать что-то самостоятельно.

— Им тоже надо отчитаться. Мы же не можем это изменить?

— Нет, не можем.

— Но есть и хорошие новости. Кто-то из нынешних игроков превратится в стратега — это раз. Два — в кризис много что будет меняться, и, соответственно, появятся игроки, которых сейчас нет на рынке. Большое количество компаний, у которых есть деньги, которые думают, что бы сделать, могут начать собирать активы в этой отрасли. Ребята из сырьевой отрасли, металлурги — они еще на рынок образования могут прийти. И три — я надеюсь, что государство в ближайшее время будет фокусироваться на том, как пережить кризис, а не на том, как в какие-то еще отрасли пойти. Эти три вещи, мне кажется, оптимистичны с точки зрения инвестиций.

«EdTech уйдет в подполье»

— Ты не думаешь, что эти крупные компании, да и мы, могут просто убить рынок EdTech? Насоздавать свои продукты, договориться наверху и сделать так, что рынок EdTech будет поделен, условно, между «Ростелекомом» и «Просвещением»?

— Если предположить, что это случилось, то остальной EdTech уйдет в подполье. Там, как известно, быстрее распространяются идеи.

— При этом мои разговоры с издательским домом «Просвещение» (а это вообще единственный на рынке игрок, который профессионально зарабатывает на образовании) по поводу их инвестиционной стратегии были весьма просты: «Мы купим тех, кто выживет».

— Они точно законодатели мод и правил игры на рынке школьного образования, но могут что-то проспать. Если бы они были IT-шные ребята, то они бы больше понимали [в рынке EdTech] и могли бы сделать все сами. Они — традиционные офлайновые ребята, поэтому мультипликаторы венчурного рынка для них пока запредельны. Но их можно рассматривать как стратегов в будущем.

— Когда я общаюсь с крупными венчурными фондами, они говорят: «Вы для нас слишком маленькие, консолидируйте несколько активов и все вместе приходите».

— Встречный вопрос: почему вы не консолидируете? Вам надо, вы и консолидируйте. Если фонду не хочется этого делать, зачем за него делать его работу? Те, кто хочет правильно разместить деньги, их размещают. Те, кто сидит на попе и ждет, пока принесут на блюдечке, — ну камон.

— Кого ты видишь идеальным стратегом для EdTech’a?

— Мне кажется, это могут быть ребята из SoftBank, Goldman Sachs, какие-то private equity фонды.

— Мне кажется, что даже с учетом нынешнего экономической ситуации образование будет расти. Докажи мне это.

— Что такое кризис? Это когда предикативные модели твоих нейросетей перестают работать. Ты перестаешь понимать, что случится дальше, и твой мозг начинает говорить, что нейросети нужно дообучить. И тут развилка: можно уйти в эзотерику, пытаясь снять эту тревожность, можно пытаться выкарабкаться, уехав, например, челноком в Турцию, Польшу или Китай, а можно — пойти учиться. Мозг толкает на обучение.

В карантин мы разговаривали по Zoom с ребятами, которые занимаются кормами для животных. Они говорят: «Мы себя чувствуем суперзащищенными, потому что мы в списке трат стоим на первом месте». Сначала кормим животных — потом детей. Я говорю: «А мы на третьем, потому что потом детей мы учим». В любой непонятной ситуации люди думают: «Мы это как-нибудь переживем, но наши дети должны жить лучше».

Все говорит о том, что частное образование не умрет. Его можно искусственно задушить сверху. Но на самом деле — это лучшее, что можно сделать с образованием. Если сейчас запретить все дополнительное образование, то мы уйдем в самиздат. А поскольку запретный плод сладок, то тут и начнется максимальное проникновение. Денег [в отрасли] не будет, зато будет максимальное проникновение.