«Новая стратегия Путина — насилие без стыда и попыток скрыть его». Политолог Дэниел Трейсман о том, что ждет Россию после убийства Навального
Гибель Алексея Навального в колонии за полярным кругом не только шокировала огромное число его сторонников, но и напомнила о масштабах репрессий, с которыми сталкиваются любые критики режима в России. О том, как страна при Владимире Путине превратилась в диктатуру страха, и что оппозиция может сделать после смерти Навального, мы поговорили с Дэниелом Трейсманом — политологом, профессором Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе и одним из главных мировых исследователей диктатур и авторитарных режимов.
В вашей с Сергеем Гуриевым книге о современных диктаторах вы отнесли Россию к диктатуре обмана, но после начала войны в Украине вы сказали, что путинский режим — это уже полная диктатура страха. Убийство главного политического оппонента Путина — тоже следствие этого перехода?
Диктаторы обмана — современный тип авторитарных лидеров, которые притворяются демократами, придерживаются демократических процедур, но при этом контролируют и манипулируют СМИ, которые создают искаженный образ режима как компетентного, эффективного и благополучного. На самом деле власть концентрируется в руках этих лидеров, они устраняют все издержки и противовесы и служат интересам узкой группы, а не граждан в целом.
«Старомодные» диктаторы страха, которые в основном остались в XX веке, опирались на насилие. Их цель — запугать граждан через репрессии. Они сажали в тюрьму по политическим мотивам большое количество людей, при них часто происходили политические убийства и казни. Посыл заключался в том, что режим жесток, неумолим, а единственный способ выжить при нем — быть лояльным. Часто эти режимы также навязывали какую-то официальную идеологию, а иногда также пытались изолировать страну от внешнего мира и ограничить гражданам свободу передвижения.
Такие авторитарные лидеры, как Уго Чавес, Виктор Орбан и «ранний» Владимир Путин, использовали диктатуру обмана и сумели сохранить реальную популярность в течение длительного времени, контролируя политическую сцену таким образом, чтобы исключить любых автономных политических игроков, которые могли бы представлять опасность. Но последние десять лет Путин постепенно отходил от этой стратегии правления, и особенно быстро после вторжения в Украину. Если раньше он допускал наличие какого-то уровня оппозиции и независимых СМИ, то теперь он фактически ввел цензуру и дал понять, что за любую попытку заниматься оппозиционной политикой последует наказание. Руководствуясь стратегией диктатуры страха, он начал сажать все больше и больше политических оппонентов, включая Алексея Навального, Владимира Кара-Мурзу, Илью Яшина и многих других.
Поэтому, отвечая на ваш вопрос: да, новая стратегия Путина заключается в использовании насилия без стыда и попыток скрыть его. Все это свидетельствует о переходе к диктатуре страха.
Классическая диктатура страха характеризуется в том числе огромным числом убийств. Несмотря на жесткость репрессий в России, в стране до сих пор этого не было, убийства были, но оставались единичными. На ваш взгляд, будет ли убийство такой значимой политической фигуры, как Навальный, сигналом к росту числа жертв или еще большего ужесточения репрессий?
Такая опасность существует. К сожалению, трудно представить какие-либо препятствия или сдерживающие факторы, которые могли бы помешать Путину двигаться в сторону еще более жестких репрессий. Действительно, Россия не достигла такого уровня политических убийств или политических заключенных, как это было при Иосифе Сталине, Адольфе Гитлере, Мао Цзэдуне, Аугусто Пиночете, Иди Амине, Сесе Коко Мобуту. И хотя высокий уровень насилия в большей степени характерен для диктатур XX века, диктатуры страха присутствуют и в наше время. Например, это Сирия, Египет и Китай, который использует огромное количество высокотехнологичных инструментов и больше сосредоточен на внутренней пропаганде. В некоторых случаях, как, например, в Венесуэле, где Уго Чавеса сменил Николас Мадуро, или в Турции при [Реджепе Тайипе] Эрдогане, также происходит движение в сторону диктатуры страха. К сожалению, Путин тоже движется в этом же направлении. И всегда есть вероятность, что диктаторы обмана вернутся к старым методам.
Навального убили прямо перед президентскими выборами, которые правильнее назвать переизбранием Путина. Зачем диктатуре вообще нужны эти выборы?
В настоящей диктатуре страха выборы в значительной степени отличаются от выборов в демократиях или даже в диктатурах обмана. При диктатуре обмана режим пытается убедить избирателей, что действующий президент популярен и легитимен. При диктатуре страха выборы — это, скорее, такая богатая и ритуальная демонстрация власти диктатора и единства диктатора с народом. Это своего рода социальный ритуал, у которого нет ничего общего с выбором руководства страны. Этот выбор уже сделан, а сейчас речь идет о его праздновании. Также выборы — это институт, который принуждает людей к участию в них и в процессе показывает, что свободного выбора у них нет.
В условиях диктатуры страха выборы достигают в точности противоположной цели по сравнению с тем, чего они должны достичь на самом деле. Мобилизуя людей и фактически заставляя их идти и отдавать свой голос за бессмысленный клочок бумаги, вы показываете им, что у них нет никакого выбора, вместо того чтобы этот выбор им дать.
Это мы и увидим на предстоящих выборах в России?
Они по сути будут ритуалом, шоу. Думаю, трудно представить, что в России есть хотя бы один избиратель, который искренне сомневается в том, кто станет президентом.
И даже в этих условиях Кремль видел в Навальном угрозу?
Вполне возможно, правда, не уверен, насколько большую. Думаю, дело в том, что Навальный упорно и, как мне кажется, довольно эффективно работал над тем, чтобы вдохновить людей на «умное голосование», то есть чтобы голосовать за любого кандидата, кроме Путина, чтобы уменьшить общее число отданных за него голосов.
Конечно, это не означает, что Путину грозила опасность проиграть выборы, их результаты легко сфальсифицировать. Но фальсифицировать большую долю голосов, чтобы значительно увеличить перевес, гораздо сложнее. Велики шансы, что люди увидели бы эти фальсификации и это вызвало бы у широкой публики еще более широкое чувство недоверия [к власти]. Если за действующего президента на самом деле проголосовало очень мало людей, а по результатам голосования он получил 80%, возникает не просто чувство обмана, а ощущение вопиющего жульничества. Мы видели, как это происходило в 2011 и 2012 годах. Те демонстрации были вызваны не только явными фальсификациями, но и их масштабами и характером. Так что, возможно, Кремль был обеспокоен из-за того, что Навальный мог побудить людей голосовать против Путина.
С другой стороны, убийство Навального в тюрьме, если предположить, что оно и произошло (хотя не исключено, что его гибель была следствием долгой истории плохого обращения с ним за решеткой), вызывает некоторое недоумение. Само по себе превращение Навального в мученика могло бы вдохновить избирателей голосовать за кого угодно, кроме Путина.
Так что вопрос о том, уменьшит ли убийство Навального его влияние на выборы или промотивирует людей отдать свой голос против Путина, остается открытым. И этот вопрос сейчас даже сильнее, чем если бы Навальный был жив.
Убийство Навального можно трактовать как проявление слабости Путина, который не решился допустить его на выборы и победить честным путем, и как проявление силы — российский президент показал всем потенциальным президентам, что ни перед чем не остановится. Вы скорее согласны с первым или со вторым утверждением?
Я не знаю. Думаю, это может быть и то и другое. Я не психолог, и поскольку у нас нет доступа к внутреннему мышлению Путина, назвать причину очень сложно. Можно утверждать, что гибель Навального была отражением слабости, поскольку Кремль был глубоко обеспокоен угрозой с его стороны побудить людей голосовать против Путина на выборах. Можно также говорить, что это знак того, что Путина не беспокоят какие-либо негативные последствия, что он полностью игнорирует международное мнение, что он настолько себя уверенно чувствует, что ничто не мешает ему устранить оппонента, чтобы облегчить себе жизнь. Так что это может быть жестом слабости, а может и жестом силы. Или чем-то более сложным.
Несколько дней назад вы написали, что смерть Навального с малой долей вероятности объединит антипутинских активистов. Продолжаете ли вы так считать после обращения Юлии Навальной, которая пообещала продолжить дело мужа? И если да, то почему?
Мне кажется, что в оппозиции всегда будут звучать разные голоса, и это необязательно плохо. Путиным недовольны в разных группах, но не факт, что по одним и тем же причинам. Но даже если недовольство связано с общими причинами — например, с тем, что Путин — жестокий, неэффективный, коррумпированный и агрессивный диктатор, у людей могут быть совсем разные представления о том, какой должна быть Россия. Поэтому я не думаю, что оппозиционное движение должно быть согласно со всеми аспектами будущего, которое они хотят видеть после нынешнего режима. Иногда гораздо эффективнее создать широкую коалицию. Поэтому, на мой взгляд, нам не обязательно фокусироваться на отдельных людях.
Меня тронуло и впечатлило обращение Юлии Навальной, я был в полном восторге. Она была очень сильной и в стиле Алексея Навального призывала людей не сдаваться, чтить его память, продолжая работать для, как он ее называл, прекрасной России будущего. Юлия Навальная может оказаться чрезвычайно важным игроком и, возможно, лидером оппозиционного движения.
Но, как я уже сказал, я не думаю, что нам нужно концентрироваться на отдельных личностях. Оппозиционное движение, чтобы быть эффективным, должно быть гораздо больше, чем отдельные люди. Оно может представлять собой множество разных направлений. Лидер нужен в тот момент, когда есть реальная перспектива прихода к власти кого-то другого. Но когда нет перспективы создания сети политических организаций внутри России, когда нет шансов участия в настоящих выборах или в других видах официальной политической жизни, тогда наличие одного лица в виде лидера не так важно.
Зато очень важно иметь вдохновляющие символы. Думаю, Юлия Навальная, если судить по видео, может напомнить людям о ценностях, которые они разделяют, и вдохновить их на действия, которые позволят добиться политических перемен в России.
А что, на ваш взгляд, сейчас в первую очередь важно делать российской оппозиции? Может, у авторитарных режимов есть общие болевые точки, на которые можно и нужно эффективно давить?
Во-первых, и это очень важный момент, нужно быть готовым даже тогда, когда какие-либо изменения кажутся маловероятнымы. Оппозиционное движение должно быть готово к действиям, когда для этого появится возможность. Оно должно продумывать конкретные планы по переустройству [страны] после смены режима, потому что крах авторитарных режимов часто происходит неожиданно и удивительно быстро.
Во-вторых, мне кажется, сейчас мы находимся на этапе, когда оппозиционному движению для достижения прогресса нужно видеть изменения во мнении внутри России. Возможно, мы уже видим признаки растущего недовольства из-за войны как среди тех, кто считает, что вести ее можно было бы эффективнее, так и среди тех, кто считает войну ужасной и безнравственной ошибкой. Поэтому я считаю, что многие люди, связанные с войной, испытывают тревогу.
Очевидно, что есть и неуверенность в будущем, есть чувство разочарования в коррумпированной и стагнирующей экономике. По-моему, после выборов может наступить момент осознания, когда россияне поймут, что в ближайшие шесть лет у них нет никаких перспектив на улучшение ситуации. Путин, оставаясь у власти, будет только стареть и, возможно, становиться жестче. И это может еще больше ускорить сдвиг во мнениях. Поэтому мы можем увидеть эту фазу расширения недовольства нынешним режимом прежде, чем мы начнем замечать все больше возможностей [для смены режима]. Эти возможности, в свою очередь, могут появляться благодаря тому, что отдельные люди — возможно, даже среди кремлевской элиты — постепенно начнут больше критиковать режим или просто не поддерживать его так, как этого от них ожидают.
В этот момент спонтанные события или кризисы могут привести к более широким демонстрациям политической оппозиции. И по мере развития этого процесса оппозиция, как мне кажется, сможет разговаривать с этими людьми, формулировать альтернативы и, в конечном счете, сама станет частью политической игры. Но сейчас она не на этом этапе и, наверное, только движется в его направлении.
Поэтому главные советы такие: будьте готовы, будьте бдительны и говорите с россиянами честно и прямо. Скажите им: альтернативы есть.