«Для этого нужно крылья иметь, а не погоны». Предприниматель Михаил Кокорич — об истории своего космического стартапа в США

— Momentus Space вышла на биржу. Для вас это третья попытка делать космический бизнес после «Даурии» и Astro Digital. Расскажите немного про историю создания последнего стартапа.

— В конце 2017 года, после того как я вышел из Astro Digital (которая, кстати говоря, процветает сейчас и является одним из ведущих поставщиков спутников для минобороны США), я начал думать, чем бы заняться. По сути, Momentus, который изначально назывался Space Apprentices Enterprise (или «Компания Стажеров в Космосе»), это название из романа Стругацких, начиналась как хобби. Была идея сделать интересный бизнес в области использования космических ресурсов, астероид-майнинг или что-то такое. Но через 3–4 месяца стало понятно, что нужно делать что-то более реалистичное, — и мы решили разработать самую дешевую технологию транспортировки с орбиты на орбиту в космосе.

Для того чтобы перелететь с одной орбиты на другую, необходимо огромное количество энергии. Например, поменять наклонение орбиты может быть сложнее, чем долететь до Луны или даже до Марса. Идея была сделать космический буксир, который бы перевозил грузы в космосе, — своего рода in-space rocket, или ракету для полетов уже в космосе, между орбитами. И сделать это максимально дешево.

В 2017 году понять эту идею было непросто, потому что космос на самом деле очень консервативная отрасль. Все технологии, которые сейчас используются, берут начало в 50–60-х годах прошлого века, и принципиально с того времени ничего не менялось. Ракетные двигатели — те же самые, что придумали немцы, а затем совершенствовали советские и американские инженеры. Самые распространенные двигатели для спутников — это электрические ракетные двигатели на эффекте Холла, которые были изобретены в 60–70-е в СССР. Даже Илон Маск на своих тысячах аппаратов Starlink использует эти двигатели.

А мы пришли с новой идеей и пытались максимально удешевить и упростить эту историю. Фактически поменять философию создания аппаратов для перевозки грузов в космосе. Например, для двигателей на эффекте Холла в качестве топлива — а точнее, рабочего тела — обычно используют газ ксенон, но это безумно дорого, плюс его нужно хранить под огромным давлением. Кроме того, требуется множество дорогих солнечных панелей, что тоже делает аппарат крайне дорогим. А я подумал: давайте использовать воду.

На самом деле воду использовать в качестве рабочего тела для электрических ракетных двигателей не так просто. В химический состав воды входит кислород, а он в виде ионов или атомов может окислить все, что угодно. Но мы придумали как — у нас есть множество патентов, где я автор или соавтор, которые в том числе описывают, как использовать воду в качестве рабочего тела в электрическом ракетном двигателе. Этот двигатель похож на микроволновую печь, где вода нагревается до состояния сверхнагретого газа и выбрасывается через сопло, создавая тягу.

— А почему вода? Джефф Безос вот тоже хотел что-то новое придумать, но у него не вышло. Почему у вас должно было получиться?

— Сама идея использовать микроволновый электротермический двигатель не нова. Ее разрабатывали много лет. Но у меня была навязчивая идея использовать воду как рабочее тело и применить его для космического буксира. Раньше это было невыгодно, но сейчас, когда стоимость запуска килограмма груза сильно снизилась, у этого подхода появился смысл. Потому что двигатели Холла очень хороши для спутников, но у них проблемы, которые делают его мало пригодным для эффективного космического буксира.

Во-первых, тяга этого двигателя мала. Чтобы перемещаться между удаленными друг от друга орбитами, нужна большая характеристическая скорость орбитального маневра, например 3–5 км/с. Для этого необходим мощный источник энергии. Например, огромные и дорогие солнечные панели или настоящий ядерный реактор.

Во-вторых, в качестве рабочего тела надо использовать благородный газ, например ксенон. Он очень дорог и редок, но это полбеды. В конце концов можно использовать недорогой и менее эффективный криптон. Но это топливо нужно хранить под огромным давлением — до 85 атмосфер. Это в 40 раз выше, чем в шинах автомобиля. Для спутника это может быть меньшей проблемой, так как количество ксенона невелико. Но для буксира, основная масса которого — это топливо, разница в стоимости между использующим воду или ксенон может быть в десятки раз.

Нашему двигателю нужно больше рабочего тела — воды, поскольку у него меньший удельный импульс, чем у двигателя Холла. Но у него есть два других преимущества. Первое — он заметно быстрее может перемещаться между разными орбитами, это важное качество для буксира. Второе — он гораздо, гораздо дешевле. Да, ему нужно использовать больше рабочего тела, но из-за того, что стоимость запуска снизилась, а все, что нам требуется, — взять с Земли чуть больше воды, это все равно оказывается гораздо выгоднее.

Я над этой идеей думал очень долго на самом деле. Месяцы ушли на анализ, изучение сотен научных статей, расчеты. Плюс надо понимать, что я на космос потратил к тому моменту уже 10 лет жизни.

— Это пока теория или двигатель уже работает?

— Вот совсем недавно компания отчиталась, что ей удалось завершить 350 циклов испытаний двигателя, это уже выдающийся показатель. Мы начали его испытывать в 2018 году, когда Momentus еще не было полугода. Затем получилось так, что я подался в Y Combinator, а на следующий год мы выиграли приз NASA iTech Challenge как самая перспективная компания. На этой волне собрали инвестиции, компания стала быстро расти — даже быстрее, чем я предполагал. В итоге за четыре года мы с нуля создали новую технологию двигателя в космосе — отрасли, в которой новые технологии не создавались десятки лет.

— Вашим продуктом в итоге должен стать межорбитальный буксир? А в чем будет бизнес?

— На самом деле в 2017 году было вообще не очевидно в чем. Это сейчас уже всем понятно и есть большое число компаний, которые такие буксиры пытаются делать. Все просто: Илон Маск и другие запускают ракеты, которые делают доставку грузов в космос все дешевле и дешевле. При этом большие ракеты фантастически выгоднее маленьких. А вся эта история про бизнес маленьких ракет — полный бред. Выживут максимум одна-две компании. Чем больше ракета — тем дешевле поднимать груз. Не в разы, а в десятки и сотни раз. Грубо говоря, теоретически цена за запуск килограмма веса на Starship может упасть до $100. Маленькая ракета никогда не будет дешевле $10 тысяч за кило.

А дальше вот у вас есть сотни или тысяча спутников на одной ракете, которая летает по какому-то расписанию, например, четыре раза в год на определенные орбиты. И всю эту кучу спутников нужно развозить по сотням других орбит. Здесь все так же, как с логистикой на Земле: вы же не полетите из Новосибирска в Липецк напрямую? Вы полетите до Москвы, а оттуда уже на другом самолете поменьше. В космосе — то же самое. Можно было бы, конечно, к каждому спутнику прикрутить реактивный двигатель, но это невероятно дорого. А летать малыми ракетами — это как на частном самолете летать из Новосибирска в Липецк. По сути вся наземная логистика устроена так же, это так называемая hub-and-spoke distribution model.

Скажу больше: дальнейшее освоение космоса, освоение планет и астероидов без создания очень дешевого и функционального способа перемещения в самом космосе невозможно. Ракеты в самом космосе летают очень неэффективно. Их топливо долго не хранится. Они предназначены для того, чтобы вырваться со дна гравитационного колодца — поверхности Земли с помощью развиваемой огромной тяги. Но когда ты уже в космосе, такая тяга просто не нужна. Здесь уже можно использовать солнечную энергию и с ее помощью разогнать рабочее тело до гораздо большей скорости, чем истекают продукты горения из химического двигателя. И с меньшей тягой не за 5–10 минут, а за неделю или за месяц поменять орбиту, истратив в десятки раз меньше топлива.

— Если сейчас все спохватились и начали делать свои буксиры, что делать Momentus? Будете конкурировать с тем же SpaceX, который делает космический райдшеринг?

— Это совершенно разные вещи. SpaceX не делает космический буксир, они не занимаются этим. То, что делает SpaceX, как раз очень важно для Momentus. SpaceX стал предоставлять райдшеринг — услугу запуска для небольших спутников, объединяя сотни спутников от десятков заказчиков в одном запуске. Это принципиально снизило стоимость запуска для небольших аппаратов, сейчас это стоит уже $5 тысяч за килограмм, хотя еще недавно цена доходила до $100 тысяч. Они начали это совсем недавно. Первый запуск rideshare-миссии SpaceX был в январе этого года. Momentus на нем должен был произвести первый коммерческий запуск буксира Vigoride с десятком клиентов, но FAA (Федеральное управление гражданской авиации США) по требованию минобороны США не разрешило запуск этого аппарата. Как и следующего, во втором квартале этого года. По причине «национальной безопасности из-за иностранных собственников», проще говоря, по причине моей национальности.

В будущем у Momentus, по моему плану, должны были быть многоразовые буксиры в космосе, заправочные станции с водой на основных орбитах, на которые бы доставляли воду специальными запусками больших и дешевых ракет. Я планировал уже в следующем году заказать запуск Starship, чтобы доставить на орбиту первую заправочную станцию, заполненную десятками тонн воды. Поэтому то, что SpaceX начал делать райдшеринг, — комплементарно нашему бизнесу, это даже необходимо. Это не конкуренция, а, наоборот, дополнение.

Хотя конкуренты, конечно, есть. Например, компания D-Orbit, которую купил украинец Максим Поляков. Есть компания Spaceflight, которая принадлежит Mitsui, которая пытается сделать то же самое. В Америке еще четыре-пять компаний, которые делают такие же буксиры. Но все они отличаются тем, что они используют традиционные химические ракетные двигатели или электрические двигатели Холла. Это ставит нас с эффективной и удивительно дешевой двигательной установкой в абсолютное конкурентное преимущественное положение.

Ох, я все еще оговариваюсь: для нас. Для Momentus. У меня больше нет акций, я не член совета директоров. Я не генеральный директор. Просто там осталась часть моей души.

— Если разработки и тесты шли успешно, то почему возникли претензии у Комиссии по ценным бумагам и биржам США (SEC)?

— Их претензия в том, что я не сказал инвесторам, что я — угроза национальной безопасности США, и то, что испытания первого двигателя были неуспешными. При этом в иске SEC признает, что испытания были успешными и двигатель запустился несколько раз. А претензия в том, что, ссылаясь на переписку в компании, они говорят, что должна была быть сотня запусков двигателя. Но эта сотня относилась к другому — к проверке надежности работы покупной авионики и бортового компьютера, которые мы покупали у сторонней компании и которые отказали. В итоге для Vigoride мы разработали собственный бортовой компьютер и собственную авионику. Да и вообще, это было внутреннее испытание на деньги компании, и критерии успеха мы выставляли собственные. Кстати, в итоге мы подтвердили надежность работы двигателя. Если бы минобороны США не остановило запуски уже полноценных Vigoride, мы бы к сегодняшнему моменту уже не один раз показали эффективность работы в космосе.

Ну а касательно претензии, что я должен был понять, что я — угроза национальной безопасности, и говорить об этом инвесторам, — это напоминает требование носить метку на одежде из-за своей национальности. По мнению SEC, наверное, я должен был нашить на футболке или лучше сделать татуировку на лбу матрешки или медведя с балалайкой, чтобы все знали, что я — угроза национальной безопасности.

На самом деле причина в том, что министерство обороны США решило, что они должны оградить эту технологию от человека с российским паспортом. Возможно, потому что компания занимается технологией, которая может быть хорошим и дешевым перехватчиком спутников, хотя, конечно, мы делали не военную технологию, а гражданскую. Комизм ситуации в том, что я являюсь одним из основных разработчиков технологии и автором патентов. Непонятно, чего они хотели добиться. В итоге минобороны США по сути чуть не убило компанию, инициировав остановку сначала запусков Vigoride, затем написав письмо в SEC.

— Что за письмо?

Из-за которого SEC и начала проверку. В нем довольно смешные обвинения: что я — русский, что у меня был бизнес в России. Плюс что этот бизнес имел отношение к «Сколково». А по мнению ФБР, «Сколково» — это структура, созданная для воровства секретов национальной безопасности США. А еще что деньги в Momentus я инвестировал из своей же панамской компании, которую я, вообще-то, декларировал в США восемь лет, пока был налоговым резидентом. Это в минобороны посчитали shady.

На самом деле моя американская драма длится уже очень давно. Я изначально в Америку приехал в 2013 году, два раза получал так называемую визу Эйнштейна — О1, потом подал документы на грин-карту по тем же основаниям, и мне ее одобрили. Но, когда пришло время ее получать, процесс внезапно затянулся. В итоге в 2018 году USCIS, американское иммиграционное агентство, присылает документ, что выданное раньше одобрение отозвано. Мы с юристами подали апелляцию, но нам отказали. Мы, кстати, и сейчас судимся по этому вопросу, хотя мне уже точно не нужна грин-карта, но хочется докопаться до истины. Потому что сейчас я понимаю, что в процесс вмешались другие ведомства, плюс у меня есть данные, что американское правительство следило за мной с момента приезда в США. Было решение суда, которое давало доступ к моей электронной почте с 2015 года. Зачем — непонятно, наверное, потому что я приехал из России. Но сомневаюсь, что на меня там что-то нашли, иначе меня бы уже не выпустили из США.

SEC меня, кстати, в частности, обвинила в том, что я не сообщил Комиссии о своем иммиграционном статусе. Но это бред, потому что этим вопросом занимаются юристы и юристы SPAC непосредственно обращались к моим юристам и предоставляли все документы. Ни один CEO лично не может решить, что писать, а что нет по такому вопросу, это очень специфическая часть регулирования и этим занимаются отдельные специализированные юристы. Так что если у Комиссии были претензии, она должна была обратиться к юридической фирме которая готовила форму S4 — но они этого делать не будут, потому что не смогут выиграть. Зато можно осудить меня, потому что я «грязный русский».

Я с большой любовью отношусь к Америке, много лет прожил там, у меня там друзья. Но надо понимать, что сейчас в США все негативное внимание сосредоточено на двух категориях людей: это русские и китайцы. Я не американский гражданин и не могу пойти пожаловаться своему конгрессмену или сенатору. Я не в защищенной группе. Как написал один комментатор, на обвинение, что напоминание моей национальности — это походит на расизм, — «Борьба против русских — это не расизм, это national security».

Смешно, что в России за мной никто не стоит и я, в общем-то, персона не приветствуемая. С Ходорковским общался с 2003 года. В Momentus взял Рому Рубанова, который был руководителем Фонда борьбы с коррупцией [признан в России экстремистской организацией и ликвидирован по решению суда — мы указываем это по требованию властей], дружу с Леонидом Волковым. Получается, я как бы лицо без гражданства. Поэтому главу SPAC они оштрафовали без признания вины на $40 тысяч. А меня хотят натянуть по полной. Чтобы признал, что я жулик, мошенник, и выплатил все деньги, которые получил от компании.

— А вы с этим соглашаться не собираетесь?

— Это абсурд. Мы в Momentus собрали фантастическую команду, в которой к моменту моего ухода было 150 человек, несколько десятков PhD. Президентом у нас был бывший глава космической программы минобороны, директором по развитию — вице-президент Boeing. Мы подняли больше $100 млн инвестиций. Компания вошла в число 30 самых успешных за всю историю Y Combinator, наряду с AirBnb, Dropbox, Doordash. На момент, когда на нас начало нападать американское государство, мы получили контракты с десятками компаний, включая Lockheed Martin и NASA. Подались на биржу. Пока я был в компании, акции оценивались в $20–30 за штуку, то есть инвесторы оценивали наши перспективы очень качественно, а условная оценка компании была под $4 млрд.

Вообще удивительная история: какой-то русский, который вырос в деревне в доме без туалета, реально за четыре года создал в США компанию, которая выходит на биржу. Разработал большинство технологий. Но это сказка с грустным концом: в итоге американское правительство его из компании просто выкинуло. А теперь генеральный директор компании — бывший замминистра обороны и вице-президент Lockheed Martin. А в совете директоров компании, которую создал выходец из бурятского поселка, — просто сплошные звезды: топы Raytheon и Lockheed, президент Экспортно-импортного банка США, помощник министра обороны по стратегии. Надо понимать, что Lockheed и Raytheon — крупнейшие оборонные компании в США и в мире. В общем, одни чиновники от обороны. Скрашивает только то, что в совете директоров остался обожаемый мной канадский космонавт и певец Крис Хэдфилд.

Всю историю Momentus я воспринимаю как один большой успех. В итоге компания стала публичной, и получается, что она — единственная созданная выходцем из России, которая в космическом секторе стала публичной.

— Но испытания космического буксира Vigoride несколько раз переносились, сейчас вот компания объявила, что это произойдет не раньше июня 2022 года. Они состоятся?

— Если бы не американское правительство, мы бы уже запустили несколько Vigoride, наши буксиры уже были были готовы к запуску. Мы первый раз должны были лететь еще в прошлом году. В январе этого наш Vigoride уже был прикручен к ракете SpaceX с двумя или тремя десятками спутников наших клиентов.

Ох, я все еще говорю «мы», но я-то отношения к компании уже никакого не имею. Я ушел из Momentus по собственному предложению совету директоров, после того как понял, что из-за меня у компании будут проблемы с выходом на биржу. Процессом слияния со SPAC я начал заниматься еще в марте прошлого года, за лето мы сделали сложнейший аудит в соответствии с актом Сайберс Оксли и подготовили все документы. К октябрю анонсировали выход на биржу. Но его тогда не случилось.

А в январе я принял решение уйти — после того как увидел то самое письмо из минобороны в SEC, в котором меня обвиняли в том, что я русский и представляю угрозу национальной безопасности.

— Вы Momentus придумали и сделали вместе со Львом Хасисом. Ему тоже из-за этой истории пришлось выйти из бизнеса. А до этого он в нем участвовал как-то или был скорее инвестором?

— Мы начинали вместе, он мой товарищ. Лев планировал присоединиться к нам на заметное количество времени, но, к сожалению, этого не получилось. Я считаю Льва не только талантливым, самым способным управленцем из тех, кого я знаю, но и очень приятным, порядочным человеком. Он инженер и кандидат наук, причем как раз в аэрокосмической сфере — и очень компетентный человек, который многое понимает. Но работать вместе, к сожалению, не получилось. Его затянула история со Сбербанком. А я не смог вырасти до такого масштаба, чтобы стать привлекательнее Сбербанка. Поэтому, по сути, компанию развивал я в большей степени сам.

— Почему тогда именно SPAC и IPO? Не стоило вместо этого поискать крупного инвестора, который бы и денег дал, и проблемы с правительством решить помог?

— У нас в инвесторах и так были крупнейшие американские фонды, и мы могли поднять любые деньги на частном рынке. Но я хотел из Momentus сделать компанию-хищника, а не травоядного. Я хотел развиваться, покупая другие компании. Проблема в том, что в космосе реально очень мало сегментов, в которых есть деньги. Рынки очень маленькие. Весь рынок запусков, на котором сейчас SpaceX, на который входит Blue Origin, на котором United Launch Alliance, Alliance Space, «Роскосмос», Индия и Китай, — весь этот рынок сейчас оценивается в $5 млрд. Он крошечный, это меньше, чем рынок продаж тостеров. Он будет расти, но медленно.

По-настоящему большие рынки — это производство электроэнергии в космосе, это обработка данных в космосе, добыча ресурсов и солнечной энергии. Но, чтобы в него двигаться, нужно активно расти и иметь много денег. Нужно покупать другие компании. А став публичными и получив легкий доступ к финансированию через биржу, получив возможность платить за другие компании и идеи не только деньгами, но и своими акциями, можно вести игру абсолютно другого уровня. И для меня это было невероятно интересно и очень амбициозно. Я верил, что могу вырастить из Momentus компанию, которая будет больше Boeing, Lockheed Martin и, может быть, больше самого SpaceX, потому что мы сфокусированы не на рынок грез — людей на Марс перевозить — а на реальный.

Поэтому история со SPAC была очень осмысленным решением. Я был абсолютно уверен, что очень скоро мы будем стоить десятки миллиардов долларов. И если бы всего этого не произошло, так бы и было.

— Но теперь, если так и будет, к вам это уже не будет иметь отношения и от успехов на бирже вы ничего не получите?

— Да. Но я не думаю, что будут какие-то большие успехи, которые бы были со мной. Потому что управлять бизнесом пришли люди в погонах. Да, они, наверное, получат контракт с минобороны. Они, наверное, сделают компанию хорошим середнячком, и через два года ее кто-нибудь купит. Но все мои идеи о построении теперь невозможно реализовать. Потому что для этого нужно крылья иметь, а не погоны. Я же мечтал об этом с детства.

— Эта мысль расстраивает?

— К сожалению, мне не удалось стать следующим Игорем Сикорским. Но я абсолютно счастлив с тем, чем занимаюсь сейчас. Моя следующая компания, которую я делаю сейчас, будет в десятки раз больше, чем мог бы быть Momentus. Я сожалею о своей команде в Momentus. Потому что были замечательные ребята, которые обожали меня, когда я уходил, люди плакали. И я знаю, что им сейчас очень тяжело, когда компания полностью поменяла свою корпоративную культуру. Кто-то ушел со мной, но я не могу нанять всех, они американцы. А я сейчас делаю компанию в Европе.

— Это тоже будет космический бизнес?

—Да, мы делаем сверхскоростной гибрид самолета и ракеты, который может грузы перевозить с одного континента на другой для компаний типа FedEx и DHL [новый бизнес Михаила Кокорича — зарегистрированная в Швейцарии компания Destinus].

В Европе нет никаких дурацких правил, которые были в США. Здесь я максимально welcomed правительством. Вид на жительство мне выдали за один месяц, а не как в США, где за восемь лет не смогли выдать. У нас часть бизнеса находится в Швейцарии, другая — в Испании, третья — во Франции, четвертая — в Германии. В компании уже работает 30 человек. В этом году протестируем первый прототип нашего самолета-ракеты. Думаю, что в следующем году компания будет уже дороже Momentus. Так что я не сижу и не плачу крокодильими слезами.

— А вы не думаете, что через 3–4 года ситуация опять повторится?

— Точно нет. В Америке инструменты контроля за иностранными инвестициями, связанными с военно-промышленным комплексом, имеют очень давнюю историю. Моя компания зарегистрирована в Швейцарии. В Швейцарии нет такого законодательства, которое вообще регулирует эти вещи. Здесь министерства обороны как такового нет, точнее, есть, но очень маленькое. Европа и европейские элиты значительно более толерантные, чем в Вашингтоне. Не думаю, что здесь может начаться институционализированная «охота на ведьм».

К сожалению, моя история имеет множество аналогичных примеров в истории США. Самая известная — история знаменитого физика Цянь Сюэсэнь. Он был создателем Лаборатории реактивного движения (JPL), той самой, которая сейчас запускает роверы на Марс. В разгар послевоенной «охоты на ведьм» в США, маккартизма, он был обвинен в симпатиях к коммунизму. Ему не дали американского гражданства, выкинули из индустрии и науки, посадили под домашний арест. После долгих переговоров с Китаем ему разрешили уехать туда. Он в итоге стал отцом китайской водородной бомбы и всей китайской космической программы.

Ситуация с Momentus меня многому научила. У меня теперь в компании в советниках — бывшие министры технологий двух европейских стран, бывший глава космического агентства. Я теперь заранее все очень аккуратно планирую и прогнозирую. На одни и те же грабли два — точнее, три — раза не наступлю.

Узнайте больше

Михаил Кокорич, основав «Техносилу» в 1990-х, стал миллионером уже в двадцать с небольшим лет. После этого он развивал десятки бизнесов, включая крупные российские ритейл-компании. А затем внезапно увлекся космосом. О том, как серийный предприниматель, которому стукнуло за сорок, переехал в США и решил податься в акселератор для стартапов, чтобы сделать космического единорога, он в 2018 году рассказывал в интервью «Русским норм!».