За три года войны общественный договор между Кремлем и россиянами видоизменился. Теперь государство тратит миллиарды на стимулирование рождаемости и на выплаты тем, кто умирает или рискует жизнью на фронте, сочетая фискальное стимулирование рождаемости с массовым выводом мужчин из экономики. Такой перекос не просто парадоксален — он формирует новую общественную реальность.
Как Кремль платит за жизнь
На этой неделе Росстат ограничил доступ к важному массиву данных — о демографии в России. Из открытых баз ведомства исчезли данные о числе родившихся и умерших за последний месяц, а также вся разбивка по регионам, количеству браков и разводов. Из пяти привычных таблиц осталась только одна — с накопленными демографическими итогами с начала года.
Это уже не первый такой случай: сразу после начала войны в 2022 году Росстат закрыл данные о смертности по возрасту и регионам, а в 2024-м — перестал публиковать статистику по причинам смерти.
Такое засекречивание происходит на фоне рекордного падения рождаемости и роста смертности, отмечает оппозиционный демограф Алексей Ракша. При этом власти продолжают делать большую ставку на стимулирование рождаемости, хотя они же третий год ведут кровопролитную войну и ежемесячно набирают по 50–60 тысяч новых контрактников, фактически выводя их из экономики и демографического будущего.
Противоречие очевидное: с одной стороны — мобилизация и потери на фронте, с другой — борьба за рождаемость при помощи прямых выплат. С 2024 года количество регионов, где такие выплаты действуют, значительно увеличилось. По подсчетам The Bell, за последние два года как минимум 35 субъектов ввели новые выплаты при рождении ребенка, адресованные студенткам, молодым женщинам до 25 лет, а иногда даже школьницам. В отдельных регионах дополнительно приплачивают за рождение детей женам участников войны. Еще около десятка регионов трансформировали уже имеющиеся программы поддержки.
Основная мера поддержки рождаемости в России сейчас — программа материнского капитала, которая финансируется из федерального бюджета (1,6 трлн рублей до 2027 года). Она гарантирует женщинам выплату в размере 690 тысяч рублей ($9000) за первого ребенка и 221 тысячу рублей за второго (или 912 000 рублей, если семья не получала первую выплату). Всего вместе с различными региональными выплатами, в том числе на улучшение жилищных условий, и пособиями за рождение ребенка женщина может получить от 1 до 4 млн рублей.
Больше всего дополнительных выплат получают студенческие пары и женщины до 25 лет. Но есть исключения: например, в Татарстане чиновники ввели выплату за рождение первенца до 25 лет только для женщин, проживающих в селе. В Пермском крае деньги получат студентки и жены участников войны в Украине. В некоторых регионах выплаты от 3 млн рублей (богатый нефтяной Ямало-Ненецкий округ) до 400 тысяч рублей (отдаленная Сахалинская область) дают семьям на погашение ипотеки или улучшение жилищных условий.
С 2024 года выплаты за рождение детей стали получать даже несовершеннолетние — сразу несколько областей (1, 2, 3) стали платить школьницам и студенткам 100–150 тысяч рублей при постановке на учет по беременности. «Даже академический отпуск не станет препятствием», — говорила замминистра труда Брянской области Наталия Гурьева. В среднем региональная выплата за рождение ребенка составляет 100 тысяч рублей ($1100).
Существенный рост рождаемости в России — одна из целей, которую Путин хочет достичь к окончанию своего шестого срока в 2036 году. К этому моменту коэффициент рождаемости в стране должен вырасти с нынешних 1,4 до 1,8. Впрочем, и эта цифра, по мнению Путина, выглядит не амбициозно, а стремиться надо к «расширенному воспроизводству» — то есть к коэффициенту 2,3.
Уровень рождаемости в регионе — один из показателей, по которым Кремль с 2025 года оценивает эффективность губернаторов. Как и выполнение плана по контрактникам. Поэтому одной рукой региональные власти посылают мужчин на войну, увеличивая стимулы для подписания контрактов, а другой платят вставшим на учет беременным. Денежные стимулы также вымывают с рынка труда женщин, ушедших в декрет. При этом ультраконсерваторы все чаще продвигают идею, что женщинам необязательно получать высшее образование и строить карьеру — вместо этого они должны как можно раньше становиться матерями. Все это происходит на фоне глубокого дефицита на рынке труда: безработица уже больше двух лет находится на исторических минимумах — 2,3%.
Как Кремль платит за смерть
В 2022 году Путин рассуждал перед матерями погибших военных: «Вот у нас в ДТП погибает примерно 30 тысяч человек, от алкоголя — примерно столько же... Жизнь сложна и многообразна. Некоторые ведь живут или не живут — непонятно, и как уходят — от водки или еще от чего-то. А ваш сын жил. Его цель достигнута. Его жизнь оказалась значимой, с результатом прожита».
Стоимость этого «результата» государство оценивает относительно щедро: за смерть военного родственники получают президентскую компенсацию 4,9 млн рублей, страховую выплату 3,3 млн рублей и региональные выплаты от губернаторов 1–3 млн рублей. Максимальная сумма посмертных выплат достигает примерно 11 млн рублей ($140 000) — намного больше, чем компенсации семьям жертв невоенных трагедий (например, 3 млн рублей родственникам погибших в ходе теракта в концертном зале «Крокус»).
За само подписание контракта военный получает до 400 тысяч рублей ($5000) из федерального бюджета и часто более крупные региональные выплаты: до 1,9 млн рублей в Москве, до 2,1 млн в Магаданской области, 3,1 млн в Свердловской. Меньше всего заплатят в Чечне — всего 500 тысяч рублей.
Пока в бюджете есть средства, Кремлю выгодно ставить на контрактников — людей, которые идут воевать за деньги и не думают о моральной и идейной стороне войны. Но и российское общество часто относится к участникам СВО как к наемникам, а не как к героям: тот, кто пошел за длинным рублем на войну, не заслуживает особого отношения. Это в будущем может стать причиной социальной напряженности. Когда прекратится горячая фаза войны, траты на ее участников будут первыми в списке на сокращение.
Богатые по-прежнему богатеют, а бедные беднеют
Оплачивая одновременно рождаемость и продолжение боевых действий, Кремль создает новую общественную реальность. Люди принимают выплаты и стимулы за норму и начинают верить, что живут лучше, несмотря на войну и неравенство, что только усиливает демографический и экономический парадокс нынешней России. Учитывая, что через войну с Украиной прошло уже более 3 млн человек (если считать с семьями), речь пойдет о снижении доходов у весьма многочисленной группы населения. Поддерживать их длительное время у Кремля просто не хватит ресурсов.
Гигантские выплаты контрактникам и гонка зарплат в остальной экономике создали условие для роста экономического неравенства внутри России — прежде всего по доходам. Несмотря на общий рост доходов в последние два года, разрыв между самыми обеспеченными и наименее обеспеченными слоями продолжает расти.
Наименьший рост — 6,5% — наблюдается у группы с самыми низкими доходами (1-я группа). Максимальный — 10% — у наиболее обеспеченной группы (10-я). Связано это и с выплатами, которые перевели вчерашних бедных в категорию среднего класса, и с ростом зарплат у квалифицированных рабочих и инженеров, и с инфляцией: у богатых есть дополнительный доход от высоких процентов по сбережениям. Но в основе этих процессов — война, которая стала важным перераспределителем денег в экономике, но не уравнителем. Богатые по-прежнему богатеют, а бедные беднеют.
Среднедушевые доходы групп различаются в десятки раз: у самой бедной группы это 14 479 рублей ($180) в месяц, у самой богатой — 240 519 рублей ($3000), почти в 17 раз выше. Рост экономики и доходов не сопровождается равномерным распределением выгод, что может усиливать социальную напряженность
Но в среднем люди в России считают, что их благосостояние за последние годы улучшилось, а субъективное ощущение более справедливого распределения доходов растет. Это очень важный фактор: более 40% россиян говорят, что им не нужны свободы и права человека, а человеческое «достоинство» напрямую зависит от размера государственных зарплат или пенсий.
Не исключено, что это временный эффект, сохраняющийся лишь до тех пор, пока доходы тех, кого можно назвать бенефициарами войны, не съест инфляция. Но если нет, то создается фатальная для политического будущего формула: война и путинское правление будут прочно ассоциироваться с ростом благосостояния и экономическим подъемом страны, а ее окончание и экономическая трансформация — с упадком и унижением миллионов семей.
Старое и малодетное российское общество вряд ли сочтет такую политику разумной и обоснованной — блага будут нужны людям «здесь и сейчас», тем более что они будут помнить о том, что «мы воевали». Бизнес тоже будет вспоминать с восторгом «расширенный спрос» и уход западных конкурентов, оставивших не только сегменты рынков, но и активы за полцены (мы писали об этом здесь). Платить по счетам старой власти придется тем, кто придет ей на смену.
Что мне с этого?
Кремль платит россиянам сразу и за жизнь, и за смерть. Такая политика приводит к абсурдной ситуации: рождаемость стимулируется, чтобы в том числе компенсировать потери на фронте, а экономика и демография страны страдают от непрекращающегося сокращения мужчин на рынке труда и военных потерь. Это не только демографический парадокс, это и глубокий социальный сдвиг: общество все меньше верит в идеалы свободы и прав человека, все чаще связывая свое достоинство напрямую с государственными выплатами и стимулами. Такая транзакционность ставит государство в ситуацию, когда общество без денежных стимулов может отказаться поддерживать политический курс.