Антон Чиркунов (Wheely): «За пять-десять лет построим многомиллиардную компанию»

— Вы практически победили государственную машину. Рассчитывали на такой исход?

— Это мировая практика: агрегаторы отстаивают приватность клиентов. Были похожие попытки в других городах, не в России, и агрегаторы их успешно отбивали. Например, во Франции в 2016 году пытались обязать агрегаторов передавать данные, но в итоге было признано, что такие меры нарушают неприкосновенность частной жизни.

— А какая там была подоплека?

— Во Франции у таксистов очень сильное лобби. Они хотели установить барьеры для того, что там называют VTC — то есть автомобиль, который ездит без шашечек и работает только через приложение и, что самое главное, не может «подбирать» пассажиров на улице.

В чем проблема? Число лицензий такси в стране ограничено, а на вторичном рынке они стоят очень дорого. Понятно, что появление новых игроков вызывает протест.

В ответ на это лобби пыталось сделать несколько вещей. Первое — чтобы нужно было ждать машину минимум 15 минут. Второе — обязать передавать данные о поездках. Но это не прошло. Сенат во Франции сказал, что не видит для этого оснований.

— А обычные такси тоже отчитывались бы?

— Нет, речь шла только о VTC. То же самое еще пытались сделать в Испании, но местный Верховный суд в 2020 году отменил закон, который обязывал агрегаторов передавать данные о поездках со следующего года.

— А вам почему это не нравится — делиться данными с властями?

— Основное — это утечки.

— То есть вы опасаетесь, что данные клиентов могут попасть на черный рынок? Или вам не нравится то, что департамент транспорта может передавать данные ваших клиентов спецслужбам?

— Тут главный вопрос такой: может ли любой город в мире выпускать акты, которые противоречат национальному законодательству? То есть в Москве был создан опасный прецедент. В России такие вопросы регулируются федеральным законодательством. Как, например, «пакет Яровой», который обязывает сотовых операторов хранить и делиться данными.

— Конечно, мне не нравится то, что городские власти хотят знать, куда я езжу. Но я же вызываю такси со смартфона. Он у меня всегда с собой, и через него за мной тоже можно следить. Причем гораздо эффективнее. От слежки, как мы сейчас увидели, не застрахованы даже сотрудники ФСБ. Тем не менее вы пошли на конфликт.

— Короткий ответ такой: у операторов своя ответственность, у нас — своя. Но, как я уже сказал, проблема гораздо глубже. Если мы как компания согласимся с передачей данных в одном городе, то это означает, что нам придется это делать и в любом другом, что очевидно негативно скажется на доверии наших клиентов.

— Но прецедент в общем создан. Все же согласились — кроме вас: «Яндекс», «Ситимобил», Gett. Причем у «Яндекса» СП с американской компанией Uber. Gett — международный сервис.

— По крайней мере это не затронуло наших клиентов. Важно еще сказать, что у нас приватность — важная часть сервиса. Она начинается с того, что у нас водители не задают лишних вопросов, и заканчивается защитой их данных.

Мы в целом верим в этот тренд: приватность начинает восприниматься как фундаментальное право человека. Есть даже такое выражение: future is private. У нас фокус — на больших городах. Они неуклонно богатеют. Все больше людей готовы платить премию за сервис, за безопасность и за приватность.

В Европе в 2018 году ввели GDPR. Это сейчас золотой стандарт. В Калифорнии свой privacy act появился в 2020-м. Похожее законодательство уже приняли и в других странах — Бразилии, Японии и т.д.

Сервисы, для которых privacy в приоритете, будут становиться мейнстримом. Это началось с мессенджеров, которые используют end-to-end шифрование. Например, сейчас Apple старается как можно меньше данных собирать и активно об этом рассказывает. Со следующего квартала любое приложение для iOS начнет спрашивать: ты согласен с тем, что Facebook будет тебя трекать? И рекламодатели должны будут о том же спрашивать.

У нас такая же стратегия. Будет идеально, если нам вообще никакие данные собирать не придется.

— Вы пожаловались на «Яндекс» голландскому регулятору. С какой целью? Хотели привлечь внимание к вашему кейсу? Или это был такой маркетинговый ход — для европейского рынка?

— Просто мы не хотим, чтобы такие вещи повторились в других европейских городах.

— А на Gett вы пожаловались кому-то?

— У Gett нет доминирующего положения на рынке. Обычно это работает так: если доминирующий игрок на что-то согласился, это становится стандартом.

Нам кажется, что лидер рынка должен более внимательно относиться к таким вещам и не вводить пользователей в заблуждение, рассказывая, что все это не страшно, абсолютно законно и соответствует международной практике. Может быть, конечно, они и сами заблуждаются на этот счет, я точно не знаю.

— Какой статус у этой жалобы? Вам что-то ответили?

— У нас была задача просто уведомить, поднять вопрос.

— То есть это не какая-то формальная процедура и вам могут ничего не ответить?

— Да, конечно. Но мы еще к лондонским властям обращались, и мэр четко сказал, что ничего подобного не планируется.

— Когда вы все это затевали, были морально готовы потерять российский рынок?

— Наверное, был риск такого исхода, но у нас цель на ближайшее десятилетие — дойти до каждого мегаполиса в мире, который нам подходит по ряду критериев.

— Прямо сейчас Россия — основной рынок. Не знаю точно, какая у него доля. Думаю, что минимум две трети.

— Скажу так: мы бы выжили — у нас есть для этого ресурсы. Другое дело, что почти 3 тысячи человек, которым мы даем работу, ее лишились бы.

— Но в первую очередь, наверное, о себе думаешь в таких критических ситуациях. А вы раскрываете вообще долю России в выручке?

— Нет.

— Главный офис у вас сейчас в Лондоне. Полтора года назад вы привлекли инвестиции — и стартовали в Париже. Как у вас там дела?

— Почти весь год действовали ограничения из-за пандемии. Когда их снимали в июле, мы смогли достаточно быстро восстановиться. Но четвертый квартал не получился таким бурным, как это обычно бывает.

— А на следующий год какие планы? Может быть, есть конкретные цели для Лондона и Парижа? Какие-то еще города планируете добавить?

— Мы смотрим на Северную Америку. Это такие города, как Лос-Анджелес, Нью-Йорк, Мехико. Потом — Азия.

Точно еще не решили — у каждого города есть плюсы и минусы. Например, в Нью-Йорке больше рынок и меньше разница во времени, зато в Калифорнии лучше регулирование.

Помимо этого, мы активны на сезонных рынках, куда наши клиенты регулярно летают. Wheely уже есть в Сочи. Следующая точка — юг Франции.

— Полтора года назад $15 млн в Wheely инвестировал фонд Concentric. О нем не очень много известно. Почему этот фонд? Может быть, вы уже готовы назвать оценку, по которой он вложился?

— Это венчурный фонд в Лондоне. У него большие инвестиции в европейских компаниях. Мы искали фонд с хорошими связями на Западе (это поможет нам в привлечении следующего раунда, когда он понадобится), у которого при этом были бы русскоговорящие партнеры. Когда мы начинали привлекать инвестиции, у нас 99% выручки было в России. С Concentric все сошлось.

— Какую идею вы продавали инвесторам? Новый раунд или, может быть, поглощение?

— Нам в целом деньги не очень нужны — только под экспансию.

— Ну инвесторам же нужны — в перспективе. Какую модель выхода они видят?

— Мы считаем, что за пять-десять лет мы можем построить многомиллиардную компанию, которая будет работать во всех глобальных мегаполисах. Это наш путь. Какие в конце будут варианты выхода, рано обсуждать.