«Они найдут способ выжить»: проектировщик в музейной сфере Гейл Лорд — о жизни музеев после пандемии

«Мы начали свою работу с очень простой идеи: музеи — для людей»

— Гейл, 40 лет назад вы и ваш муж Берри, профессоры с блестящей академической карьерой, буквально в гостиной своего дома приняли решение завершить свою академическую карьеру и заняться предпринимательством. Почему вы это сделали, какие ценности заставили вас? Жалели ли вы о принятом решении?

— Большое спасибо за этот вопрос и большое спасибо за то, что вы пригласили меня на эту серию онлайн-встреч. Для меня это большая честь. Действительно, мы занимались академической карьерой, мы работали не только в университете, но и в правительственных учреждениях в сфере культуры. Но однажды мы с моим ныне покойным мужем приняли решение изменить свою карьеру. На самом деле, честно признаюсь, меня все устраивало, мне нравилось работать в Канаде, я работала в одном из государственных комитетов. Но решение далось легко: когда муж это предложил, я на минуту отвлеклась от наших детей, которые играли на полу в гостиной, и не придавая этому какого-то большого смысла, сказала «да». Изначально мы вдохновились идеей, что сможем изменить мир, работая с частным сектором, а не только с правительственным, и я не жалею об этом, на самом деле нам невероятно повезло. Мы начали свою работу с очень простой идеи: музеи — для людей. Надо сказать, что 40 лет назад эта мысль казалась намного более революционной, чем сейчас. Тогда было принято считать, что музеи — скорее для специалистов или для студентов, которые изучают искусство, для коллекционеров. Мы же заявили, что музеи — для людей.

— Что такое Lord Cultural Resources? Я слышала, что это консультационное бюро, которое работает 24/7. Чем вы занимаетесь? Какие у вас проекты?

— Действительно, мы — группа консультантов, нас 40 человек. Сектор, в котором мы работаем, — очень специализированный. Выпуститься из университета с дипломом, например, специалиста в музейном деле или специалиста — планировщика музеев или стратега в сфере музейного дела — невозможно. Поэтому мы продумали собственный процесс обучения. В 1981 году была основана наша компания, в 1983 году мы опубликовали свою первую книгу, которая была названа Planning the museums («Планируя музеи»), которая стала довольно успешной. Честно сказать, мы изначально думали, что только в Канаде музеи далеки от совершенства, но с нами начали связываться со всех уголков мира, в том числе коллеги из Австралии, и мы выяснили, что на самом деле этот вопрос актуален для всего мира. Все пытаются совершенствовать музеи, пытаются сделать музеи открытыми для каждого.

— Расскажите, пожалуйста, про самые выдающиеся проекты из вашего портфолио. Я знаю, что за эти 40 лет вы осуществили более 40 проектов, может быть, вы расскажете про любимые?

— На самом деле я люблю все наши проекты. Изначально мы работали только с очень маленькими музеями. Вы в России это оцените, ведь лесозаготовки для вас очень большая индустрия: мы изначально работали с очень небольшим музеем, который как раз рассказывал про историю лесозаготовок, работу с лесом. Но постепенно мы расширялись и начали работать с крупнейшими музеями мира, например, с Лувром. Мы осуществили четыре проекта для Лувра. Тогда у нас был парижский офис, и это было просто потрясающе. Однажды мы зашли в кабинет директора Лувра — это человек, который планирует работу всего гигантского музея. Мы зашли и увидели нашу книгу на его рабочем столе, представляете? Это было просто невероятно. Действительно, как вы сказали, мы работаем 24/7, наш головной офис находится в Торонто, у нас есть офис в Нью-Йорке, в Мумбаи в Индии у нас тоже потрясающая команда, также у нас есть сотрудники в Европе. Еще один проект, над которым мы прямо сейчас работаем, — это проект с музеем Смитсониан в Нью-Йорке. Мы также сейчас работаем с национальным афроамериканским музеем — это один из самых популярных музеев в Вашингтоне. 

— В последней вашей книге Cities вы обратили свое внимание на города как среду. Почему?

— У музеев своя особенная роль в городах. Музеи являются частью городской регенерации — например, если говорить про Глазго или Манчестер. Музеи играют большую роль в росте и развитии городов. Города, такие как Торонто, где я живу, основаны на истории миграции. Каждый год к нам приезжает очень много людей со всего мира. В России, как мне кажется, самая крупная волна миграции, до недавнего времени — это миграция из деревни в город. Оба вида миграции требуют новой городской среды, новой ткани городской среды, новых услуг, новых сервисов для интеграции новоприбывших в жизнь города. И музеи в этом играют очень важную роль. Если говорить про нашу книгу, мы проводили исследования, которые показали, что большинство общественных организаций даже не думают о музеях, когда работают, например, с мигрантами. Мы же поняли, что музеи — это на самом деле очень важные институты в жизни города. И в эпоху пандемии это еще более актуально, поскольку наша городская жизнь прямо сейчас претерпевает масштабные изменения и пока еще неясно, к чему это приведет.

— У вас на сайте я увидела число городов, с которыми вы работаете, и была поражена. Несколько тысяч проектов за сорок лет — это еще ок, но более 450 городов — просто потрясающе. У вас должен быть потрясающий опыт работы с разными сообществами. Вы работаете напрямую с местной администрацией, с правительствами или обычно вовлекаете в работу других агентов городской жизни или других представителей общества?

— Действительно мы работали в 450 городах, но в каких-то городах, например, нашим клиентом был ботанический сад. Это означает, что нас нанимал не город, не городская администрация, а именно ботанический сад. Но при этом ботанический сад, раз уж я взяла этот пример, — это важное место для ткани города. Потрясающий проект, над которым мы работаем сейчас, — это город Виннипег, северный город в Канаде. Там есть большой парк. Идея, с которой к нам обратились, состояла в том, чтобы привлечь в него больше людей. Понятно, что погода там довольно холодная, примерно как в России. И идея, с которой мы начали работать, состояла в том, чтобы разбить в этом месте сад, который мы назвали Diversity Garden — сад разнообразия. Это опять же связано с нашей историей, с историей миграции. Мы выяснили, что очень часто, когда люди уезжают в другую страну, они зашивают в подкладку своего пальто какие-то ценные вещи, например, драгоценности, драгоценные камни. Но этим дело не ограничивается — очень часто мигранты зашивают в свою одежду семена. Особенно если в прежнем месте они занимались земледелием. И люди, уезжая в Канаду на ПМЖ, раньше думали: «если у меня не будет ничего, по крайней мере у меня будут семена, семена тех растений, которые я возделывал дома». И это своеобразная память, которую люди с собой привозят в нашу страну. В этом проекте мы также уделяем особое внимание автохтонному населению, тем людям, которые жили на нашей земле тысячи лет, и тому, какие растения они возделывали. Это один из примеров взаимодействия между городом и администрацией сада, но мы очень много работаем с садами, парками, библиотеками по всему миру. На самом деле у мира культуры очень много граней в наше время, в нашу эпоху.

«Музеи найдут способ выжить»

— Давайте обсудим пандемию и то, какое влияние она оказала на сектор культуры. В одном из отчетов ЮНЕСКО я прочитала, что сейчас 90% музеев собираются снова открыть свои двери, но более 10% музеев, возможно, не откроются больше никогда, и это прямое влияние пандемии. Насколько я знаю, ваше консультационное бюро, ваш фонд предложили помощь креативному сектору, учреждениям культуры. Расскажите, пожалуйста, какое влияние пандемии вы сейчас наблюдаете по всему миру, есть ли у вас видение, как быть дальше. 

— Может быть, мое мнение — не самое популярное, но я полагаю, что музеи выживут и им будет даже легче, чем другим секторам экономики. Многим музеям пришлось предпринять много шагов, чтобы выжить. Но похожие примеры уже были в истории. Например, мы все помним, через что пришлось пройти Эрмитажу во время Второй мировой войны, чтобы сохранить свои коллекции. Я думаю, не будет преувеличением сравнить нынешний кризис с тем кризисом, хотя проблемы, с которыми мы сталкиваемся, безусловно, разные. Но я уверена, что музеи найдут способ выжить. Они могут похвастаться невероятной жизнестойкостью, которая проверена временем. Главное, что коллекции не тронуты. Решение проблем обязательно найдется. Какие-то музеи, возможно, решат объединиться, другие — поделятся своими коллекциями с другими институциями. И я очень надеюсь, что этот кризис приведет к пониманию, что хотя бы какие-то артефакты нужно вернуть в страну происхождения. Музеи меняются, их характер, их природа меняются, но 90% всех музейных артефактов до сих пор хранятся в западных музеях, а в музеях бывших колоний, например, артефактов практически не осталось или их очень мало. Я думаю, что эта ситуация должна быть пересмотрена. Возвращать артефакты необходимо и необходимо поддерживать общество, в котором эти артефакты будут выставляться.

Я считаю, не нужно жалеть себя, нужно находить выходы из текущей ситуации. В России, насколько я знаю, государство поддерживает сектор культуры. Несмотря на то что доходы упали, причем очень сильно, многие рабочие места сохраняются, во всяком случае в бюджетных учреждениях, государственных учреждениях, но нам всем все равно придется меняться.

Главная трагедия заключается в том, что искусство зависит от коммерческого рынка, и текущий кризис означает, что очень многие художники остались без работы, я бы сказала — миллионы художников по всему миру. И это ужасно, ведь искусство сейчас нужно нам как никогда, это именно то, что может нас поддержать. Невероятно жаль и музеи, которые закрываются. Это касается в первую очередь частных музеев, которые не получают поддержки правительства. В США, в частности, прошли очень большие сокращения. Многие педагоги, методисты, кураторы потеряли свою работу. А ведь это те люди, которые помогают посетителям понимать то, что они видят перед собой. Они рассказывают историю музея. Именно этих людей сейчас, к сожалению, сокращают.

Я считаю, что миллионеры, у которых очень много денег, должны поддерживать этот сектор и в том числе помогать людям сохранять свою работу. Очень часто миллионеры или коллекционеры спонсируют блокбастеры от искусства. Но в ближайшие несколько лет не будет роскошных, глянцевых, масштабных выставок, на которые приходят толпы. Это просто невозможно, а значит, необходимо направлять финансирование на другие проекты.

— Вы начали говорить об имперской ментальности музеев прошлого. Давайте обратимся к прошлому ненадолго. Расскажите, как менялась роль музеев в течение последнего века. Вы говорили о том, что раньше это были институции, которые реализовывали жесткую силу, государственную пропаганду, но они превратились в совершенно новый тип институций. Как это произошло?

— Когда я говорю «музеи – для людей» — это означает в том числе и то, что музеи обсуждают с нами много важных и острых вопросов. В последние несколько десятилетий в их числе и вопросы имперского наследия и деколонизации. Как меняются музеи? Все музеи меняются по-разному. Если взять, например, десятку крупнейших музеев мира — Метрополитен, Британский музей, российские музеи — эти музеи называют себя «универсальными». Я считаю, что это смешно. Они могут назвать себя «имперский музей», «музей колониализма». Это будет более справедливо. Действительно, это коллекции, которые были не созданы, а награблены в эпоху колонизации различных стран. Я полагаю, что проблема встала так остро сейчас, потому что развивающиеся страны, в Африке в первую очередь, требуют вернуть артефакты на родину. Артефакты, которые были приобретены Западом неэтично, скажем так. И примеры деколонизации музеев уже есть — с такими инициативами выступают в Голландии, во Франции. Честно сказать, я считаю, что это движение началось слишком поздно. Последняя колония в мире существовала в 1970 году, представляете, сколько времени прошло перед тем, как музеи начали задумываться о деколонизации. Эти крупные институции очень тяжело меняются, они очень неповоротливы, но при этом прямо сейчас мы наблюдаем очень много инициатив и попыток поиска новых моделей музейного дела, в разных странах.

В частности, музеи по всему миру открывают научные центры, новые совершенно типы музеев, например, музеи науки или музеи для детей. Это музеи, в которых можно все трогать, можно бегать, там проводятся развивающие занятия для детей. Это означает, что музеи сейчас посвящены не только колониальному прошлому, имперскому прошлому, но и нашему настоящему. Это касается и одного из наших проектов, которым я очень горжусь, — это музей прав человека, которым мы занимаемся в Канаде. Права человека могут считаться национальным, социально-политическим вопросом, но, я считаю, очень важно его обсуждать, понимать, в чем эти права состоят. Еще один пример — это афроамериканский музей в США, и он не один, их много по всем штатам. Афроамериканцы поняли, что их историю исключают из общего нарратива государственных музеев, и пытаются это исправить. Только наша компания работала с 36 афроамериканскими музеями по всем США, по всей стране. То же самое касается автохтонного населения. Его историю, искусство и культуру в глобальных музеях, к сожалению, не демонстрируют. И это касается не только Северной Америки. Но сейчас музеи, как мне кажется, начинают развивать эту новую ментальность. Они начинают открываться новому.

— Откуда еще в наше время может взяться приток средств на культуру?

— Я расскажу еще об одной идее, которую, возможно, поддержат не все. Если говорить про городские сообщества, очень часто они формируются вокруг каких-то объектов инфраструктуры, будь то парк, библиотека или сад, например. Считается непрестижным жить рядом с футбольным стадионом, но престижным — жить рядом с музеем. Это яркий пример того, как музеи формируют ткань города.

Мне кажется, мы должны внедрить то, что я называю «налог на вид из окна». Я полагаю, что жители города должны платить небольшой налог за близость к таким притягательным местам и эти средства должны идти на поддержку учреждений культуры. И в свою очередь, когда эти учреждения культуры станут популярными, они будут влиять на стоимость жилья. Я полагаю, что это и механизм обратной связи, который поможет городам развиваться. К сожалению, у этой идеи довольно мало сторонников, но это именно так и работает. Если ты вкладываешься в объект инфраструктуры, сады, парки, стоимость жилья в этом районе начинает расти. Как это будет работать в эпоху пандемии, я не знаю. За последние полгода очень многое изменилось, но, на мой взгляд, самое, может быть, значительное — это наш переход в онлайн. В том числе это касается музейного сектора, мы все перешли в онлайн. И об этом мы можем сейчас поговорить.

«Необходимо начать мыслить по-новому»

— Да, это изменение очень масштабное. Все учреждения культуры, сады, даже зоопарки, театры, музеи перешли в онлайн-режим. И очень многие учреждения завели собственные каналы на YouTube или какие-то платформы в других соцсетях. Пример, который больше всего меня поразил, — это инициатива Большого театра, который сделал бесплатными записи своих спектаклей для широкой аудитории. И смотрели 6 млн человек одновременно, представляете. Какие инициативы вы видите на практике и какую пользу люди могут извлечь из этого перехода в онлайн-формат?

— Надо быть реалистами. Если взять, например, музеи среднего размера, необходимо понимать, как работает их бизнес-модель. Если говорить о крупнейших музеях всего мира, некоторые из которых находятся в России, то необходимо понимать, что большинство из них сильно зависят от туристического потока и полное отсутствие туризма сказалось в первую очередь именно на этих музеях. Если говорить про Британский музей в Лондоне, 70% посетителей — это туристы. И сейчас эти крупные музеи страдают, пожалуй, больше всего. Туризм во всем мире будет ограничен, по некоторым оценкам, в течение четырех лет. Даже после появления вакцины будет необходимо поддерживать социальную дистанцию, необходимо будет поддерживать новые стандарты гигиены, проводить регулярную уборку, это тоже стоит денег.

Но, несмотря на все это, насколько мы понимаем, продажа билетов — это всего 10% доходов в музеях, небольшой процент дает сувенирный магазин, а большая часть доходов — это мероприятия, в том числе спонсорские мероприятия для партнеров.

Небольшие музеи в меньшей степени зависят от туризма, и в будущем я вижу для них гигантские возможности. Они намного ближе находятся к своему местному сообществу и намного плотнее с ним работают. Я прочитала вопросы от наших слушателей, многие из них представляют небольшие региональные музеи. Я обращаюсь к вам с таким ободряющим заявлением. Вам, возможно, будет проще всего адаптироваться к нашему новому будущему. Капиталистическая модель — деньги в обмен на мероприятия — скоро уступит место модели партнерской, модели социальной ответственности, работе с местным сообществом.

Это подводит нас к следующему пункту, как мне кажется, очень важному — это взаимодействие с правительством. Музеи выполняют также важную роль, являются частью индустрии развлечений, при этом музеи получают довольно большие дотации от государства. Я полагаю, что правительствам необходимо изменить мышление, необходимо начать мыслить по-новому. Музеи — это часть здоровья, благополучия населения страны, музеи — важная часть образа, имиджа страны. Многочисленные исследования подтверждают, что люди, которые часто ходят в музеи, меньше страдают от эмоциональной нестабильности и в целом их ментальное здоровье находится на более высоком уровне, чем ментальное здоровье людей, которые в музеи не ходят совсем.

Мы все знаем, что государство разными способами финансирует и регулирует сектор культуры. И я считаю, что очень важно, чтобы правительства смирились с грядущими изменениями. Все должны меняться, и это главное, что я хочу сказать. Правительства должны меняться, корпоративный сектор должен меняться, и музеи, конечно, должны меняться тоже.

— Диджитализация в эпоху пандемии, с которой пришлось столкнуться многочисленным учреждениям культуры, как вам кажется, это надолго? И у нас есть вопрос от нашего слушателя: что вы думаете об онлайн-переходе музеев. Нужно ли оцифровывать все объекты искусства, культуры, картины, перформансы, спектакли или нет?

— Отличный вопрос. Я считаю, что онлайн-существование музеев — это фантастическая возможность, это очень важно. И это началось задолго до пандемии. Пандемия просто ускорила множество позитивных трендов, среди которых большая доступность музеев и технологии, которые позволяют человеку почувствовать все так, как будто он находится в музее, даже если он у себя в гостиной. Это гигантская возможность для небольших музеев. У многих нет большого бюджета на цифровые инициативы, но у всех есть доступ к социальным сетям.

Я думаю, что оптимальное перераспределение — это 50% онлайн, 50% офлайн. Это подразумевает лишь рост числа посетителей музея, потому что намного проще просто открыть браузер, вместо того чтобы ехать на общественном транспорте в музей, особенно если он находится довольно далеко. Правда, переход на онлайн подразумевает в том числе обучение музейных профессионалов, и это непросто. Меняться всегда сложно, обучаться новому тоже сложно. Я думаю, что вопрос даже не в том, чтобы оцифровывать всю коллекцию целиком. Если зайдете на наш сайт, Lord Cultural Resources, вы увидите в том числе опрос, который мы провели недавно. Мы опросили большое количество учреждений культуры и написали двухстраничное руководство о том, что можно сделать в эпоху пандемии. Пожалуйста, ознакомьтесь с ним на нашем сайте. Нам даже не нужно платить за консультацию, все эти материалы доступны онлайн, они абсолютно бесплатны. Важно понимать, как вы взаимодействуете со своей аудиторией, со своими посетителями, как они могут вас найти. Просто задумайтесь о людях, где вы можете их найти, как вы можете до них достучаться, какими историями вы можете поделиться. Я думаю что сторителлинг — это очень важная часть новых технологий. Коллекция — это лишь часть общей истории, которую вы рассказываете. Может быть, имеет смысл начать сотрудничать с местными танцевальными или театральными коллективами.

При этом я полагаю, что государство должно финансировать образование сотрудников музеев, людям учиться непросто, их нужно в этом поддерживать. Новым навыкам лучше обучаться в рамках программ, которые предлагают профессионалы. Есть фонды, такие как, например, фонд Владимира Потанина, которые, к счастью, не забывают о секторе культуры и продолжают его поддерживать. Я всегда считала, что в финансовой метрике это безумие — музей нельзя оценивать просто по количеству продаж билетов или чего бы то ни было еще. Я считаю, что главное — это то, как вы влияете на жизнь людей. И мы можем полностью оживить или полностью реформировать сектор культуры.

— Зельфира Трегулова, директор Третьяковской галереи, одного из крупнейших учреждений России, однажды сказала: «Москвичи привыкли к тому, что Третьяковку надо посетить три раза за всю жизнь, один раз в школе, второй — когда приводишь детей в музей и третий с внуками». Но это слишком мало. Зельфира будет нашим следующим гостем в этой серии онлайн-встреч в следующем месяце. Как вы полагаете, каким новым навыкам должны обучиться сотрудники музеев? Что нужно тренировать, чтобы работать в рамках этой новой ментальности с новыми посетителями?

— Я обожаю Третьяковскую галерею, я была и в новом, и в старом здании несколько раз. Когда приходишь в здание старой Третьяковки, ты видишь то, что в Северной Америке невозможно увидеть. Я вижу людей, которые с благоговением относятся к полотнам, вывешенным на стенах. И это не просто изображения. Это целая история страдания русского народа. История развития всего общества. И я думаю, что это очень важный аспект, люди должны видеть себя в музее, должны находить свое отражение в музее.

Если говорить про то, чему нужно обучаться. Первый аспект — это новые технологии, но тут все понятно, как я полагаю. А второй важный аспект — сделать так, чтобы кураторы музеев вовлекались в творческую жизнь XXI века, не замыкались на работе с историческими артефактами. Мы работали в Санта-Кроче в Италии, и там был объект, связанный с Галилео Галилеем. Вокруг одного объекта была построена целая экспозиция о том, как один человек поменял наш взгляд на мир и наше понимание того, что в мире происходит. Я полагаю, важный вопрос можно сформулировать следующим образом: как кураторы могут рассказывать истории с помощью разных объектов, при этом допуская разные точки зрения. Важно быть междисциплинарными, важно подключать разные сферы знаний. Этот объект — как он оказался здесь, кто его купил, как его доставили сюда, как его использовали. Например, если это скрипка — как эта скрипка оказалась в музее, кто на ней играл, кто ее приобрел.

Рынок искусства сейчас один из самых оживленных вообще из всех рынков, которые существуют в мире, и коммерция довольно сильно нас ограничивает. Но сейчас, в 2020 году, было бы здорово, если бы кураторы смогли увидеть свою профессию в первую очередь как профессию сторителлеров, рассказчиков. Я думаю, на этом должно быть сконцентрировано обучение музейного персонала и музейных сотрудников.

«Спросите у своих посетителей, что им нужно»

— Из-за пандемии страдают не только институции, но также артисты, художники, танцовщики, большое количество профессионалов по всему миру. Упомяну Анну Нетребко, знаменитейшую оперную певицу. Совсем недавно она написала в инстаграме, что наконец-то у нее есть возможность выступать на сцене. Летом она могла выступать на открытом воздухе, но спектакль проходил при аудитории всего 400 человек, хотя зал был рассчитан на 2000 человек, 8 музыкантов оркестра вместо 25, и певцы обязаны были держать дистанцию 1,5–2 метра друг от друга. И это видеть очень печально. Кто может поддержать артистов сейчас, как вы думаете?

— Действительно, артисты, художники невероятно страдают. Мы, к сожалению, можем утратить большое количество талантов, на воспитание которых ушло много лет. Навык оттачивается в практике, навык можно утратить, исполнительские искусства отличаются от музейного дела, возможно.

История меценатства очень интересна. Если обратиться к Древнему миру, художниками были рабы или, например, крепостные крестьяне в России, как я, к своему удивлению, совсем недавно узнала. Дальше деньги выделяли церковь, правительства в очень разных форматах и на очень разных условиях. В эпоху промышленной революции возникла модель свободного рынка, и я полагаю, что это было шоком для людей, которые тогда жили. Классический танец, балет и другие виды искусства обязаны были перейти с предыдущей модели придворного искусства к новой коммерческой модели. Вторая мировая война фундаментально изменила ситуацию, поскольку именно благодаря вмешательству государства стала возможна победа над фашизмом. И, вероятно, в этой связи государство сохранило и свою долю в секторе культуры и искусства, а художники начали получать гранты. Это своеобразная философия меритократии. В эпоху Рузвельта в США, в эпоху Великой депрессии, художники получали плату за создание на заказ конкретных произведений, в том числе от правительства. Эта инициатива была частью попытки оживить рынок. И сейчас многие художники призывают к похожей стратегии, к новому курсу эпохи Рузвельта. Следующий вопрос, если государство дает деньги, может ли оно контролировать то, что создают художники? Или художники должны быть полностью свободными? Это важные вопросы, я считаю, опять же, что будущее в междисциплинарности и в том, чтобы получать эту поддержку из разных источников для того, чтобы избежать цензуры. Это модель смешанной экономики — заказы, гранты, зарплата. Я считаю, что общество на данный момент недостаточно переосмысляет текущую ситуацию, искусство нуждается в поддержке. Художники при этом могут быть трудоустроены, например, в школах, в домах престарелых, в центрах дневного пребывания и т. д. Я полагаю, что мы должны придумать новые форматы присутствия искусства в повседневной жизни.

— Может быть, вы знакомы с Максимом Боксером? Он запустил в фейсбуке группу «Шар и крест», в которой молодые художники могут продать любое свое произведение. В этой же группе есть люди из арт-кругов и люди, которые никак не связаны с искусством, как я, например. Он запустил аукционы, на которых можно приобрести произведения как известных, так и совсем неизвестных художников. В этой группе 20 тысяч человек, и многие художники смогли получить реальные деньги за свое искусство, что было очень нужно во время пандемии.

— Это потрясающий пример, и я хочу подчеркнуть, как это отличается от подхода классических аукционов. Обычные аукционы направлены именно на выгоды. Мне кажется то, о чем вы рассказали, — это потрясающая инициатива.

— От наших слушателей поступают вопросы. Такие музеи, как Третьяковская галерея или Метрополитен, должны ли они стать площадкой рекламы музеев поменьше, начать сотрудничать с ними?

— Это отличная идея. Мне кажется, прямо сейчас для этого самое время. Если говорить про философию нашей компании, с первого дня мы считаем, что большим институциям есть чему поучиться у небольших, и наоборот. Например, крупные институции могут многое узнать о работе с местным сообществом от маленьких локальных музеев. Маленькие музеи могут научиться у больших работе со спонсорами, с партнерами, с корпоративным сектором. Мне кажется, это отличная идея, мне она очень нравится.

— Вопрос от нашего слушателя из Новосибирска: я представляю маленький музей в Новосибирске, мы расположены не в самом оживленном районе, поэтому посетителей у нас не очень много. Раньше мы проводили много перформансов, спектаклей, они привлекали людей, к сожалению, во время пандемии все мероприятия были отменены. Можете ли вы нам предложить новые форматы или проекты, которые можно предложить нашему небольшому сообществу?

— Идею для ответа на этот вопрос я почерпнула в городке Гамильтон в Канаде, где местная арт-галерея придумала невероятный проект. Они создали несколько наборов, посвященных разным темам для школьников. И эти наборы стали такими популярными, что, например, школы начали использовать их для того, чтобы преподавать ИЗО и МХК. Вот так они перепрофилировались во время пандемии. Это лишь одна из идей. Но первое и самое главное — вам нужно понять, что интересно людям, о чем они думают, что им важно. Да, у вас есть коллекция, да, вы хотите рассказать об этой коллекции, но важно понимать, что люди хотят услышать. Тем более, если вы небольшой музей, вы можете общаться с каждым человеком отдельно, вы их знаете в лицо. Сначала один человек, потом два, потом десять, потом тридцать, если вы можете сотрудничать со школами, с местным комитетом по культуре, потихоньку будете развиваться.

— Как мы можем измерить вклад музеев или учреждений культуры в развитие городской среды?

— Это очень масштабный вопрос. Действительно, метрики сейчас очень востребованы, многие стремятся измерить социальный эффект или какой-то коммерческий эффект от своей деятельности. Я полагаю, что сейчас во время пандемии, после пандемии важно разработать новые метрики. Мы стали немного ленивы сейчас, в эпоху туризма мы думали только о деньгах и только о количестве посетителей. Это измерить проще всего. Сейчас пришло время перейти на какой-то другой трек, в частности, мне кажется важным сотрудничать с учеными, может быть, представителями социальных наук, сотрудничать с экономистами и вместе с ними найти эти новые метрики, новые способы оценивать эффективность деятельности. В Монреале у нас есть потрясающая музейный директор, которая убедила местную медицинскую ассоциацию выписывать рецепты на посещение музеев. Представляете? Доктор может выписать рецепт на бесплатное посещение любого музея. Мне кажется, это потрясающее видение. Музеи увидели, что медсестры и врачи — это привратники, хранители двери к большому количеству людей, которые пока в музеи не приходят.

Старайтесь думать не коммерционально. Где вы можете найти новых посетителей, где вы можете найти новых партнеров?

— Правда ли, что инвестиции в культуру всегда окупаются?

— Это очень интересный вопрос, на который нет единого ответа. Очень сложно оценить выхлоп от такой инвестиции. Культура может использоваться как для глобального контроля и слежки, так и для того, чтобы демократизировать или модернизировать общество. Культура может использоваться для просвещения и так далее. Если культура используется во благо, то, по моему мнению, инвестиции всегда оправдываются, может быть, не в деньгах, а как-то еще. Мне этот вопрос, кстати, еще не задавали, мне кажется, его нужно обсуждать действительно.

— Что культура должна делать для общества, но пока этого не делает?

— Ну, если нас слушает антрополог, то он совершенно точно будет возражать, потому что антропологическая точка зрения заключается в том, что все, что мы делаем, — это культура. Давайте я так переформулирую ваш вопрос: что музеи могут делать для общества, чего они пока еще не делают. Музеи и искусство в целом невероятно важны для жизни общества, поскольку они помогают людям открывать для себя новые идеи, новые способы мышления, музей объединяет людей. Отвечая на ваш вопрос, сотрудники музеев должны задуматься о том, что нужно их сообществу. Для того чтобы это узнать, нужно просто спросить. Спросить у своих посетителей, что им нужно. И, разумеется, все профессионалы, которые работают в музеях, несут какую-то академическую нагрузку — исследования, научная работа. Это одна часть их деятельности, но вторая часть их деятельности — это работа с сообществом. Теперь из соображений безопасности музеям стоит задуматься о том, какие открытые пространства на свежем воздухе у них есть и как музеи могут эти пространства оживлять или использовать на благо общества, потому что мы, к сожалению, слишком долго концентрировались только на том, что происходит в четырех стенах.

— Гейл, большое спасибо за это потрясающее обсуждение, час пятнадцать пролетели просто как одна минута. Может быть, вы хотите резюмировать это обсуждение? И надеюсь, что вы скоро посетите нас в России.

— Да, я тоже очень на это надеюсь. Я работала в России в трех разных городах, и все мне невероятно понравились. Я думаю, что музеи по своей природе с одной стороны — очень локальные, с другой — глобальные учреждения, и вызов состоит в том, чтобы найти правильный баланс между локальным контекстом и глобальным контекстом. Академическая работа, работа с коллекциями и работа с духом, работа с благополучием людей сообщества. Я думаю, что в России, как нигде, люди привыкли справляться со сложностями. Вы невероятно жизнестойки, и я уверена, что музеи выживут, и мне кажется, что сегодня мы живем в потрясающее время, чтобы работать в музеях, потому что именно музеи помогут людям восстановиться после пандемии. Желаю всем вам удачи в этой работе.